Год Крысы

– Так, сейчас, – зашуршала бумага на другом конце России. – Первое: нужно будет сделать несколько публикаций во Вконтакте в вашей группе. И завести несколько других социальных сетей. Мол, привет, мы живые и будем выступать тут-то. Я тебе могу весь текст написать, как он примерно должен выглядеть или уже готовый. Нужно будет просто опубликовать.

– Хм, хорошо.

– Класс, класс-с! – Федя тяжело дышал, прерывисто; предвкушалось что-то нехорошее.

– Федя, ты что-то нервный, – решил докопаться я. – Все в порядке? Ты будто, знаешь, хочешь что-то сказать, а не можешь. Как к девочке клеишься. Давай, говори прямо.

– Я просто мысль формирую, – Федя сделал затяжку и глубоко вздохнул. – Кроме этого будет необходимо дать интервью для одного из журналов. Какого именно – станет понятно позднее.

– Чего? – на ровном месте на меня накатила злоба. Подумать только! Мы для них событие устраиваем. Чуть ли не чудо, по словам того же Феди, а они с нас еще требуют какие-то интервью давать? Знаю я эти интервью, читал десяток – шлак, ничего о музыке. Только о политике, обществе… Зачем об этом разговаривать? Никто музыку не слышит!

– И то самое, к чему я клонил. В общем, по мнению заказчика. Я специально подчеркиваю, потому что, Женя, я понимаю вашу музыку и вас. А они – нет, им невдомек, что у людей есть позиция, и что помахай перед ними деньгами – они будут на все согласны… Нужно будет выпустить трек, чтобы напомнить о себе. Что вы правда еще живы.

– Федя, ты с ума сошел? Это же полный пиздец! Ты приехал и сказал: «Надо просто выступить». А тут еще и трек им сделай, и напизди что-нибудь в интервью. «Года Крысы» нет! Нет тех людей, что делали ту музыку. Ты, по сути, некромант в своей ебанной секте. Поднял нас из могилы, чтобы ваш бездарный и непонимающий заказчик мог продать еще больше говна, так еще и посветиться. Нет, Федя, ты меня извини, но вы можете пойти с такими запросами нахуй.

– Женя, успокойся.

– Мы никогда никому не навязывали музыку свою. Вы нас позвали, мы согласились. Неужели этого мало?

– Женя, повторяю, успокойся, – говорил Федя, да как тут успокоишься? Я разошелся еще сильнее от его попыток заткнуть мне рот.

– Я спокоен! – кричал я. – Да, у меня может язык вертится, подвыпил, каюсь. Но даже по пьяни на такую хуйню согласиться не могу. Идите вы все в жопу. А договор наш ничего не значит? Он у меня дома, там нихуя такого нет.

– Нам его, кстати, нужно будет переподписать. Новый есть, – пытался достучаться до меня Федя.

– Ничего мы переподписывать не будем. Точка! Если для нашего участия нужен трек, то говори своим заказчикам, что мы отказываемся. Посуди сам, Федя, что это неправильно.

– Я знаю…

– Ты говоришь, что понимаешь нас, – продолжал я, – но выкатывая такие просьбы… Ты ничего не понимаешь. Ты тупой? Или вы там коллективно ебнулись?

– Женя, ты перебрал, успокойся. У меня такая работа. Решения принимаю не я. Мне поставили задачу. Условие вашего участия таково, и его необходимо согласовать с вами.

– Тогда скажи своим коллегам конченым, что не будет никакой песни. Что-то у себя в группе написать – ладно. Все остальное – нет! Понятно? Ты не подумай, что я какой-то капризный и зазнавшийся старикашка. Если ты понимаешь, то у тебя не должно такой мысли возникнуть. Я занимаюсь музыкой, и меня волнует только это. Просить от нас чего-то большего – это свинство. Мы и так сейчас в процессе уникального события – возрождения. Люди умирают и никогда больше по земле не ходят, а тут такое. Твои заказчики не могут удовлетвориться этим? А? А?

– Они богатые, Женя. Если вы этого не сделаете, тогда они сократят гонорар почти на семьдесят процентов.

– Прекрасно. Пусть сокращают. Только выступать за другую сумму мы не будем. Уговор был на другое, у меня бумаги все есть. Не нравится что-то – отменяем! Ты думаешь, я не проживу без денег? Мы до тебя как-то жили и будем жить дальше, без подачек из Москвы. Пусть на носу себе все зарубят.

– Ладно, ладно, ладно! – сдался Федя. – Я услышал. Позвоню или напишу позднее. Посмотрим, что заказчик скажет. Но, Женя, ты же понимаешь, что они реально могут от вас отказаться? У нас с ними встреча была. Так и сказали: либо пусть идут на уступки, либо отмена.

– Какие к черту уступки?! Мы согласились выступать – все! – больше уступок не будет.

– Ладно, хорошо, – смутился Федя.

– Федя? – я потянулся за сигаретой, устал злиться. – Ты меня прости, что я так резко говорю. Просто… для меня это реально важно. У меня в жизни ничего нет кроме жены Леры, сына Кирюхи и музыки. Блин, если бы не музыка, меня бы вообще могло бы в принципе и не быть, понимаешь? Есть у тебя в жизни что-то дорогое, за что ты готов бороться и умереть? У меня это музыка.

– М… – задумался Федя. – Нет, у меня в жизни нет такого.

– Хуевая у тебя жизнь, Федя.

– Знаю.

– Давай друг на друга зла не держать? Ты сказал: «Заказчик спросил», я понял. К тебе претензий ноль. Если бы тебя попросили сделать что-то, ну, сверхъестественно против себя самого, ты бы, наверное, тоже отказался?