– Ну я… – видимо я своим потоком слов обезоружил Федю. Ответить ему было нечего. Я, конечно, тоже молодец. Решил поиздеваться над пацаном, морально выдавить по пьяне.
– Зато жизнь сытная. Давай, хорошей ночи!
Телефон успел замерзнуть и почти разрядился. Я вернулся к гаражу и увидел, как огонь уже потух. Настя завалила мангал песком и занесла его внутрь. Анюта, маленькая, безобидная Анюта, пыталась поднять пьяного в усрачку отца с дивана, пока тот отмахивался кулаками и отрыгивал неразбираемые слова.
– Папа, папа! Ну пойдем домой, папа! – плакала Анюта.
– Отвалите, – рычал Эдик. – Я тут посплю, не хочу домой. Там хуево. Все, тут с Женей останемся. Будем как раньше. Будет нам хорошо.
– Женя с нами домой едет, придурок! – обругала Настя своего непутевого мужа. – Ты же тут намертво замерзнешь.
– Батарею включу, – Эдик поднялся с дивана и качаясь в стороны, попутно сбивая бутылки с полок, дошел до радиатора. – Вот, тепло скоро будет. Идите отсюда, я здесь останусь, блять!
Анюта вцепилась в мать, спрятала лицо в ее куртке. Бедный ребенок, никому не пожелаешь такого увидеть. Я видал такое часто, а привыкнуть до сих пор не смог. Мы закрыли за собой гараж, и на прощание Эдик послал Настю нахуй. Сквозь темноту рвался вой машин и стук бутылок. Я схватился за рукоятку ножика, спрятанного в кармане, надеясь, что это принесет спокойствие. Анюта же продолжала плакать, мне не хотелось на нее смотреть. Дети не должны плакать из-за отцов, только по пустякам. Настя поглядывала на меня искоса, что невообразимо бесило. Я должен что ли ребенка успокаивать? Мне бы самому оклематься.
– Анют, ну, пожалуйста, не плачь, – робко сказал я ей.
– Папе опять плохо будет! – протягивала она. – Его демоны мучают!
– Все, успокаивайся, Аня, – Настя взяла Аню на руки, отчего мы стали идти медленнее. Уже не маленькая, тяжелая! – Все хорошо, завтра придет.
– Ты сказала, что он замерзнет!
– Нет-нет, я ошибалась, он печку включил.
– Папа опять кричать будет.
– Все-все, Аня. Он больше не жилец. Сейчас приедем домой, ляжем все спать, и во сне все пройдет. Все будет хорошо, дочура.
Когда мы вернулись в общежитие, при свете лампы комната стала еще хуже. Я не стал раздеваться: так и лег на матрас, свернулся эмбрионом и попытался уснуть. Голова кружилась, рвота тянулась наружу. Я сдерживался как мог, пытаясь никому не мешать. Как-никак гость. В Эдике я не сомневался – переживет. Наверняка не впервой ему так напиваться и отлеживаться в гараже. Хотелось пожалеть Настю, но не получалось. Не имел такого права. Да и смысл? Ей жалость моя нахер не сдалась. Она сильнее многих. Однако мы оба понимали, что она заслуживает большего, чем бывшего героинового наркомана, зарабатывающего тем, что продает настойки местным синякам, таким же, как и он. Пусть скорее наступит утро, пусть демоны уйдут. С похмелья будет тяжело собираться домой.
Аня плакала еще долго. Было слышно, как скребся фломастер по стене.
18.
Так как пил я в последний раз давно, то утро предвиделось кошмарным. Только одна электричка была способна отвести меня домой, и, как назло, она не дала мне выспаться. Пустая хоть, слава Богу. Я лег на лавку и попытался немного отдохнуть. Безрезультатно. Становилось только хуже, желудок выворачивался наизнанку. Впитав в себя сострадание и жалость, что переполняла меня вчера, он не смог вынести большего. Кружился вагон, кружились хвойные деревья за окном. Странно, я думал, мы едем вперед… Мне хотелось помочь Эдику, правда. Ведь он был тем человеком, который прошел со мной огонь и воду, шприцы и ножи, трясину и пустоту. И мы клялись друг другу помогать. Пока жизнь не разлучила нас. Да как мне помочь ему, ну как? То, что смог – я сделал. Надеюсь, он задумается. Настя ему, конечно, устроит, как только тот порог переступит, специально будет упрекать, что при мне напился – при гостях! – что так нельзя. Тупая баба, мы друг другу братьями были. Что за чушь я несу…Она же только добра ему и Анюте желает! Сидит, небось, волнуется, не пойдет ли дочка в отца. Ведь она уже бежит! Кошмар!
Кое-как я отстранился от тянущих в себя мыслей. Предстояло не менее важное дело. К сожалению, я не смог позволить себе выспаться по приезду. Времени оставалось мало, а если выступать – то хорошо! Значит, необходимо репетировать. Эдик приедет за пару дней до, с ним нам сыгрываться особо нечего, запустит минус и пускай стоит, пьет пиво. Предстоял тяжелый разговор, от которого я отстранялся и бежал несколько лет, и кто бы мог подумать, что судьба приведет меня к нему вот так?