Год Крысы

– Да кто только не был. Одних нас там не хватает, – нахлынула меланхолия. Чтобы Костер не говорил, я считал это бредом. Однако, слова его были настолько точны и били в правильные слабые места. Я чуть было не прослезился. Чувствовал себя виноватым, хоть и вины не признавал. Такой амбал, а до сих пор в жизни место себе свободного не нашел. Никак мы не поменялись за эти десять лет, ну совсем никак. Такие же шкеты, только организмы нас больше не терпели, не терпели нашей тупости, эгоизма и инфантильности. Судьба заставила нас за все расплатиться, и прошлое было исправить невозможно.

Я поднялся с лавки, отряхнулся и сказал:

– Тогда давай на следующей неделе репетировать начнем? Я отполирую минуса, у меня на студии.

– Все там же?

– Ага.

– Тот дворник не умер еще?

– Ну ты как думаешь, раз я там до сих пор? – улыбнулся я.

– Умер-умер. А, это, а сколько денег там-то?

– Десять процентов.

– Давай тридцать, – торговался Костер.

– Да ты даже итоговой цифры не видел.

– Я что, не знаю, что чем сумма больше, тем процент меньше? Не тупой, блять. Тридцать, или даже не шелохнусь.

– Ладно-ладно! Черт бы тебя и Эдика проклял, – мы пожали руки, не улыбаясь.

– Да уже, Женек! Уже! – закричал Костер и побежал в противоположную сторону, махая руками и пугая отдыхающих от забот граждан, создавая им повод для очередного незабываемого испуга.

19.

Привести в порядок биты оказалось легко. Я достал из закромов сэмплер, порепетировал фингердрамминг, приколы с эффектами. Пальцы помнят! Уши тоже не забыли, каким образом должен звучать «Год Крысы». Вспомнились те юнцы, что записывались у меня. Им такого никогда не повторить, да и некому! Наш звук был, по сути, уникальным, потому что никто другой подобного опыта не переживал. Слушали люди и охуевали от непонимания – что же это такое? Раньше я мечтал выйти к ним, недоумкам и сказать:

– Вы нихуя не знаете!

А потом понял – зачем? Музыка говорит сама за себя. Пришлось всего лишь поднять уровень громкости, подставить ритм секцию новее, более электронную что ли. Повезло, что проекты за десять лет – чудом! никак иначе! – сохранились. Сегодня песни звучали как никогда ново. Нет, я о них не забывал. Это не «хорошо забытое старое», хуйня! Это музыка на века. Настоящий повод для гордости. Выровняв общий микс, наведя, так скажем, марафет, я ждал репетиции.

Мы договорились встречаться по вечерам. Раз-два в неделю. Костер на первую репетицию пришел радостный, полный энергии. Заявил, что у него работы до выступления никакой не будет, потому он готов в любое время дня и ночи брать в руки микрофон и читать «реп».

– Да, это реп, – верещал он в микрофон.

Вроде бы и взрослые, а вели себя как дети. Текст давно забылся, пришлось долго искать на компьютере и в интернете тексты. Деятели мировой паутины ничего не понимали. В поисках я набрел на какой-то сайт, где, видимо, собрались культисты-сектанты, пытавшийся найти божий промысел в тексте про понос. Или в комментариях девочки обсуждали, что мальчик без члена их бы обязательно полюбил. Нет, девочки, как вы не понимаете? Ваше существование – это именно то, что заставило его родиться таким. Свободным от совращений, предательства и знаменитого женского поля чудес: изнасилование, травма, пользование, похищение, невозможность реализации, отсутствие любви, проблемы с родителями. Мои персонажи нас всех умнее, хоть и с дефектами. Кто без?

Удовольствие от прослушивания музыки сродни оргазму – так говорят. Нет, это чушь. Прослушивание чужой музыки – это как просмотр порнографии. Ничего изменить нельзя, черный парень трахает девочку, и ей это нравится так, как ему и ей хочется. Зрителю остается только принять данность и выдумывать параллели с собой. О! У девки родинка под губой, как у моей однокурсницы, и давай наяривать на мечты о том, как сильно она будет кричать от контакта. Слушать свои работы – это мастурбация, очевидно. А вот исполнять собственные песни… вот это и есть оргазм! Такого наслаждения человеку знать не надо, он не выдержит. И никто никогда не познает его, если не откажется от мира материального и окончательно не посвятит себя музыке. То есть самому себе. Ходят люди хмурые, сжатые, всем недовольные. Проклинающие мир за то, что тот существует. Жалкие создания! Вы себя принять не можете, а остальное в мире вам не мило.

Слушая «Год Крысы», я вспоминал, в каком аду нам – Костеру, Эдику и мне – приходилось жить. Это чувствовалось! Тотальная обнаженка! И мы не боялись показаться голыми слушателю. Почему к нам лезли после выступлений, почему им так сильно было – просто необходимо! – узнать о нас что-то вне сцены. Там все сказано! И главное. Сейчас, блять, главное! Приняв себя такими, какие мы есть – так началось наше поклонение музыке. Пусть мир вокруг превратится в пепел, по улицам бродят адские создания, а воздух станет горящим фосфором – в моей голове, моей музыке, будет мир еще более необъятный, чем несколько тысяч квадратных километров земли.

– Женя, давай! Ау! – кричал Костер в микрофон.