Мы намеренно долго обходили ряды и останавливались над каждой мелочью. Настроение моих солдат было подавленное, вероятно, они думали, что тут же я начну следствие и разбор всего того, что произошло накануне.
Обойдя роты, Айронсайд обратился с небольшой речью, которая была сейчас же переведена на русский язык. После этого говорил я в очень резкой форме, упрекая роты во всем происшедшем. Затем роты были разведены по баракам, причем у русских бараков был поставлен английский караул, а роты были разоружены.
Выждав еще некоторое время, я пошел один в эти бараки. При моем входе раздалась отчетливая команда «смирно» и все люди, вскочив со своих мест, замерли.
Я сказал им, что, если они дают честное слово быть верными и хорошими солдатами, я сниму английский караул и верну им оружие.
Солдаты клялись, называли меня «отец родной», «батюшка», и настроение их проявилось бурной радостью и криками «ура».
В тот же день роты отправились по назначению и выделялись потом своею отличною службою до самого конца всей северной эпопеи.
Зажиточное население Архангельска после этих дней стало относиться ко мне с симпатией, рабочие в Соломбале пытались на бурных митингах потребовать объяснений у правительства, но все эти оппозиционные попытки были прекращены В.И. Игнатьевым, выступившим на одном из митингов с речью, в которой он весьма твердо и определенно заявил, что правительство не остановится ни перед какими мерами, чтобы предотвратить малейшее сопротивление власти или нарушение дисциплины в войсках.
В половине декабря наступило некоторое успокоение и в правительственных и в общественных кругах.
Я приступил к выработке мер на случай тревоги в городе. Меры эти пока сводились лишь к вооружению офицерского состава и точному указанию каждому места и обязанностей на случай, если в городе не все будет благополучно. Естественно, что я хотел свой приказ о тревоге согласовать с теми предварительными мерами, которые, я не сомневался, выработаны в штабе генерала Айронсайда. Как это ни странно, мне удалось сделать эту работу лишь после многочисленных переговоров с англичанами, так как свои секретные распоряжения они не доверяли даже мне.
При всем моем горячем желании не делать недоразумений из мелочей я не мог не учитывать оскорбительного недоверия, проявлявшегося чуть не каждый день. Вместе с тем мне было слишком ясно, что без материальной помощи англичан не обойтись, и я считал своим патриотическим долгом проявить maximum терпения, что мне и удалось сделать, по крайней мере в первые недели моей работы.
В эту же эпоху партизанское движение в крае пошло быстрыми шагами вперед и указало мне путь, по которому надо было вести дело формирования армии.
Я уже упоминал выше о геройской защите с. Тарасово местными мужиками, сорганизовавшимися в дружину.
Эти герои прислали мне целую депутацию просить поддержки. Я в первую же минуту появления представителей партизан в Архангельске понял, как насущно необходимо поддержать это здоровое течение, идущее из толщи самой массы населения.
Почти одновременно с тарасовцами в Архангельск прибыли и представители партизан из Пинеги.
Село Тарасово было далеко выдвинуто вперед по отношению к англо-американскому отряду, занимавшему район с. Селецково.
Первое же, что мне казалось необходимым, – это добиться у Айронсайда приказания Селецкому отряду о выдвижении его на юг для занятия более широкого фронта, в котором Тарасовский район будет составной частью.
Мои самые настойчивые требования, пояснения и просьбы не имели никаких результатов, и, как увидим ниже, тарасовцы, предоставленные самим себе, два месяца спустя были выбиты из своих гнезд.
Пинежские партизаны, отлично дравшиеся к югу от Пинеги, в это время были покинуты американским отрядом, который без всяких объяснений отступил в самый город, предоставив крестьянскую дружину самой себе.
Все, что я мог сделать в это время, – это дать партизанам денег и усилить их оружием и офицерами.
В Тарасовском отряде уже работало несколько офицеров, которых крестьяне в полном смысле этого слова носили на руках. Двое из этих офицеров уже отморозили ноги, но тем не менее не оставляли своей боевой работы[8]
.В Тарасово был послан транспорт с хлебом, медикаментами, оружием и боевыми припасами. Кроме того, туда же поехали офицеры-охотники.
Что касается Пинеги, где всю партизанскую организацию надо было еще ставить на ноги, я использовал способности и доблесть приехавшего следом за мною капитана Акутина, выдающиеся качества которого мне были известны по Великой войне.
Я познакомил представителей партизан с Акутиным, которому предложил сформировать транспорт с оружием и продовольствием, набрав вместе с тем в Архангельске необходимое для начала работы количество офицеров. Сборы Акутина не продолжались и недели, а с его прибытием Пинега вздохнула свободно и положение стало устойчивым.
Несколько позже обнаружилось партизанское движение в долине р. Онеги и под Шенкурском, но оно развивалось значительно менее успешно, чем в Тарасовском районе и на р. Пинеге.