Год на Севере. Записки командующего войсками Северной области

Николай Васильевич видел в перевороте «попрание уже народившейся законности и преемственности власти». Горячую свою речь он закончил словами: «Тогда что же это, господа?» – и ответил сам себе тут же определением: «Гражданская война».

Против речи Николая Васильевича я выступал не только в первый же день возникновения этих дебатов, но и во все последующие дни, пока не удалось добиться примирительного решения.

Я доказывал, что первой нашей целью является свержение большевиков и что поэтому все меры и все средства, которые ведут к цели, приемлемы.

Я доказывал, что все программные и партийные споры сейчас неуместны и ослабят крепнущую силу антибольшевистских армий.

Я говорил, наконец, что о характере и программе власти нельзя и думать сейчас, когда вся Россия находится в состоянии хаоса.

Николай Васильевич горячился. Честный и прямой, он назвал меня один раз в споре «оппортунистом»… и я нисколько не обиделся, так как это было верно в отношении моих взглядов на существующие в то время правительства. Монархист в моих политических идеалах, я упорно верил, что создаваемые в ту эпоху власти и правого, и левого направления являются лишь переходными ступенями в деле воссоздания власти центральной, и считал, что раз идет борьба с большевиками, то эти власти надо поддерживать и идти с ними. Я полагал, что по свержении большевиков борьба между отдельными партиями неизбежна и даже нормальна. Борьба эта, по-моему, будет разыгрываться уже в меньшем масштабе, причем победит наиболее здоровое течение, т. е. то, которое более всего соответствует духу и потребностям страны.

В результате наших споров правительство «поделилось», по выражению самого Николая Васильевича Чайковского. Если мне тогда же не удалось добиться слияния наших действий с сибирским правительством, что, впрочем, и физически было невыполнимо, то, во всяком случае, мне удалось подготовить почву для этого слияния настолько, что фактически сибирское правительство нами было признано «де-юре», результатом чего была первая снаряженная мною экспедиция по сухому пути в Сибирь в марте, а затем уже последовало и постановление Северного правительства 30 апреля 1919 г. с посылкою соответствующих заявлений по телеграфу.

За происходящими в правительстве дебатами с живейшим интересом следила местная иностранная колония и все население Архангельска. Позиция, принятая правительством, была встречена всеми с удовлетворением. Наступила эпоха самых радужных надежд и упований на скорое завершение борьбы победой принципов законности и права.

Мое положение в это время сильно упрочилось, как в симпатиях населения, так и в кругах британского командования. Мои отношения с генералом Айронсайдом приняли характер весьма дружественный и откровенный. Работа в значительной мере облегчилась, т. е., вернее, стала встречать меньше трений на своем пути.

В конце декабря в обширных помещениях городской думы состоялся «банкет», данный правительством и общественными кругами г. Архангельска представителям иностранных держав и союзнических войск, освободивших город от большевистской власти.

Банкет начался в 8 часов вечера, с обильной программой яств и с еще более обильной программой политических речей программного характера с нашей стороны.

Говорили все представители власти, городской голова, представители финансово-экономических кругов.

Как носитель военной власти, я решил говорить последним, чтобы, так сказать, резюмировать все сказанное до меня и подчеркнуть значение русской военной силы. Передо мною генерал Саввич должен был сказать слово в честь старой императорской армии, а я должен был говорить уже о новых послереволюционных формированиях.

Вспоминая об этом торжестве, снова скажу, что это было время самого необузданного оптимизма.

Речь мою мне пришлось начать в очередь лишь в 1 ч. 40 м. пополуночи. Несмотря на утомление всех присутствующих, я был принят весьма горячо и каждая моя фраза встречалась бурей рукоплесканий.

Успех речи, повторяю, покоился на радужном настроении обывателей Архангельска и их твердой вере в возможность создания твердой военной силы, хотя я и кончил поток своего красноречия указанием на ответ казаков Тарасу Бульбе: «Что пороха-то в пороховницах уже нет, но сила казацкая еще не гнется».

Да! Пороху действительно не было, и, несмотря на «силу казацкую», в конце концов северное действо погибло.

Приближались рождественские праздники. Архангельск несколько подчистился и готовился торжественно провести эти дни.

«Reveillion» был организован французской военной миссией в гарнизонном собрании. Обширная зала собрания, уставленная отдельными столами и столиками, вместила в себе все французское население города и всех тех, кто имел друзей в миссии, т. е. представителей союзного командования, массу местных дам и городских деятелей, большое количество русского офицерства.

Всякая официальность была исключена, и после обильного ужина тут же в зале начался дивертисмент, организованный своими собственными силами и средствами.