Год на Севере. Записки командующего войсками Северной области

В массе весьма остроумных куплетов, эпиграмм и шарад была обрисована вся архангельская жизнь последних дней.

Все закончилось балом, затянувшимся до утра. В этой атмосфере искреннего веселья не произошло никакого инцидента, несмотря на обильно лившееся вино и большое разнообразие в подборе приглашенных. Вечер давал самое отрадное впечатление и большие надежды на улучшение отношений между общественностью и военными элементами, как иностранными, так и русскими.

На следующий день я был приглашен на интимный завтрак у г-на Нуланса. Я его называю интимным потому, что на нем были лишь ближайшие сотрудники французского посла, т. е. исключительно французы.

С чувством глубокой благодарности я вспоминаю подобные приемы в семье г-на Нуланса. Завтрак прошел с веселостью, столь свойственной любимому мной французскому обществу.

Русское общество празднование Рождества отложило на 13 дней, так как мы в Архангельске жили по старому стилю и праздновали свое Рождество вместе с сербскими представителями.

Я застал еще в Архангельске г-на Спалайковича и бесконечно рад, что судьба дала мне возможность познакомиться с этим крупным политическим деятелем, беззаветно любившим Россию. «Наша сестра, наша сестра…» – и крупные слезы лились из его глаз, когда он произносил свои горячие патриотические речи.

Спалайковича любили в Архангельске. Вспоминаю адрес, поднесенный ему населением по случаю перемирия, покрытый бесконечным рядом подписей представителей власти, буржуазии, демократии… короче, всего населения области.

Русские праздники выразились в нескольких вечерах, устраиваемых главным образом теми, кто обладал еще средствами.

Насколько жить еще можно было широко, можно судить хотя бы по вечеру у барона ТТТ в честь русского Нового года.

На этом вечере были почти все иностранные посольства, все военные миссии и масса представителей архангельского общества.

Была открытая сцена с «Обозрением», исполненным любителями, был великолепный открытый буфет, и дорогое вино, и… да, одним словом, все, что полагалось в давно прошедшие времена.

Правительство Северной области было бедно… и в этом наша гордость. Члены правительства не могли устраивать ни больших, ни малых приемов. Если за все время моего пребывания в области я могу насчитать два-три лишь раза, когда в доме у Н.В. Чайковского, а затем П.Ю. Зубова, был народ, то это доказывает, как ограничены были в своих окладах носители высшей власти в крае. Именно в этих вопросах князь Иван Анатольевич Куракин был беспощаден, и даже необходимые увеличения окладов из-за возраставшей дороговизны вызывали с его стороны неизменные протесты. Прибавлю здесь, что, потеряв все, князь Куракин сильно нуждался и болел душой за семью, которой надо было высылать средства.

В такой обстановке, которую можно назвать и спокойной, и благоприятной, мы подошли к 1919 году, исполненные самых оптимистических надежд и упований на победный конец той борьбы, которую мы вели.

1919 г

VII. Январь

За мою шестинедельную работу я несколько освоился с тем офицерским составом, с которым приходилось работать, и несколько пригляделся к солдатам.

В офицерской среде я должен отметить, прежде всего, монархические устремления, к которым примыкали лучшие представители строя.

Должен сказать, что я считал это явление совершенно естественным, так как видел в нем проявление чувства долга, чести и верности принятым на себя обязательствам в момент вступления в состав офицерского корпуса. Несомненно, что чувства долга и верности сумели сохранить в себе элементы, еще не тронутые тлетворным влиянием революции, – и вот отчего я позволяю говорить себе, что к монархическому течению примыкали лучшие представители кадрового офицерства, наиболее подготовленные для строевой работы.

Именно эти же представители, вернее всего, по цельности своей натуры, проявляли полную нетерпимость ко всем проявлениям «завоеваний революции» и, конечно, сгруппировались в свое время около капитана 2-го ранга Чаплина, инициатора сентябрьского переворота и ареста областного правительства.

Капитан 2-го ранга Чаплин по моем вступлении в должность явился ко мне и с полною откровенностью рассказал все то, что произошло в сентябре, не скрывая ни своих политических верований, ни тех затруднений, с которыми ему пришлось встретиться.

В искренней, сердечной беседе мне, кажется, удалось убедить его в несвоевременности переворотов в совершенно неустроенной области.

Молодой, крепкий, с кипучей энергией, Чаплин был отличным работником, и жалко было обрекать эту здоровую, неизбытую силу на ссылку на станции Обозерской, где он убивал свою энергию охотой.

Я полагал, что, имея дело с прямым, храбрым, честным человеком, я всегда в состоянии буду привлечь его к созидательной работе в области.

Надо было выждать. Правительство в левой его половине чрезвычайно нервно относилось к имени Чаплина, и одно его появление в Архангельске всегда вызывало беспокойство.