С помощью представителей местной печати мною был организован отдел пропаганды в войсках и сообщение населению области положения дел на фронтах Деникина, Колчака и в Северной области. Именно тогда впервые на Троицком проспекте появилась карта, на которой цветными нитями ежедневно показывалось положение наших фронтов и постепенное отступление большевиков.
Мер этих, однако, далеко было недостаточно, и с каждым днем неспокойное настроение населения росло, порождая панические слухи и ложные известия.
Большевики всемерно поддерживали эти настроения, пользуясь для этого заграничной прессой. В один из мартовских дней в стокгольмской прессе появилось сообщение о взятии Архангельска большевиками. По счастью, эта ложь была легко опровергнута моей женой, находившейся в это время в Швеции и получившей от меня телеграммы с датами более поздними, чем это обозначалось в газетах.
Неспокойные настроения этой эпохи подсказали мне тогда же еще одну меру, оказавшуюся, пожалуй, наиболее действительной в смысле успокоения города.
Я говорю о создании «Национального Ополчения Северной области».
Самая идея ополчения принадлежала В.А. Жилинскому и некоему В., одному из популярнейших архангельских старожилов.
В ополчение зачислялись все способные носить оружие жители города, но… при обязательном и безусловном поручительстве за них домовых комитетов. Организация местных домовладельцев в комитеты была проведена еще задолго до этой эпохи С.Н. Городецким, членом областного правительства. Комитеты эти представляли собою самые надежные политически элементы городского населения. Вручив этим комитетам контроль и право зачисления в ополчение, можно было ручаться за поголовную благонадежность каждого отдельного члена этой новой организации.
Ополчение мы собирали порайонно, разделив город на соответствующие части. Исключение составляла лишь самая молодая рота, набранная из воспитанников учебных заведений 17—18-летнего возраста, поступивших, конечно, охотниками.
Обучение и подготовка рот были поручены офицерам из офицерского резерва, состоявшего из больных, калек или отдыхающих, и офицерам всех штабов, находящихся в городе.
Занятия велись в часы, когда население наиболее свободно от служебной и повседневной работы.
Форма одежды состояла из жестяного креста на шапке и трехцветной повязки на рукаве.
Организация оказалась живой. Не прошло и трех недель обучения, как на улицах Архангельска уже появились сбитые, обученные роты, сформированные из коренных «буржуев». Никто не отказывался от чести быть в ополчении. Тут были и судьи, и прокуроры, именитые купцы, и все чиновники, и просто зажиточные люди. Это была настоящая «белая гвардия». Уже на следующий месяц национальное ополчение, легко давшее солидную цифру в 3–4 тысячи человек, взяло все городские наряды, до караула в тюрьме включительно, в свои руки.
Войска были совершенно освобождены от караульной службы и могли заняться свободно собственным обучением. Получила облегчение и милиция, сдавшая часть своих нарядов ополченцам.
Службу ополченцы несли выше всякой похвалы. Именно эта безукоризненная отчетливость дала мне идею создать ночную караульную патрульную службу в каждом районе. При большой численности рот ополчения служба эта не была обременительна.
Суть ее заключалась в проверке документов решительно у каждого появлявшегося на улице позднее известного часа. Никто без особого разрешения не мог показываться на улице после 11 часов вечера. Люди в нетрезвом виде задерживались и отправлялись в караул.
Я могу сказать и сейчас с полным удовлетворением, что с того дня, когда на улицах появились трехцветные повязки ополченцев, архангельские жители начали спать спокойно.
Первое же участие ополченцев в каком-то параде произвело чрезвычайно внушительное впечатление. И Соломбала, и Бакарица успокоились и притихли.
Одновременно с этою мерой моя автомобильная рота была обращена в боевую команду с броневиком и с пулеметными станками, летавшими по городу на мотоциклетках. Ежедневные выезды этой роты во всем ее вооружении также производили соответствующее впечатление на неспокойные элементы города.
Прошли эти неспокойные дни, и снова можно было целиком отдаться работе по формированию армии.
Успехи мобилизации в это время дали мне возможность приняться за организацию полков из тех рот, которые накапливались на фронте[13]
.Численность моей маленькой армии в марте уже превышала пятнадцать тысяч штыков и сабель. Я надеялся, что мобилизационная способность области даст мне возможность поставить под ружье до двадцати пяти тысяч штыков.
Уже испытывалось затруднение в назначении начальников. В половине марта я понес невозвратимую утрату в лице полковника Шевцова, командовавшего 1-м полком. Шевцов умер от последствий своей контузии, полученной еще в Великой войне.