Год на Севере. Записки командующего войсками Северной области

Разобрать на месте, кто из воюющих был красный или белый, – было почти невозможно. Отравленные ядом безначалия, группы этих людей дрались «каждая против каждой», являя картины полной анархии в богатом и спокойном когда-то крае.

Роль экспедиции в истории области была огромная. Двигаясь в направлении на Чардынь, маленький отряд в конце концов вошел в связь с правофланговым корпусом Сибирских армий и выслал мне донесение оттуда. Дорога была пробита. Первые сведения, полученные мною, были неутешительны в смысле наших расчетов на сибирские силы.

В этих сведениях, между прочим, заключалась просьба о присылке медицинских запасов, с подробным перечнем, что было нужно. Вот этот-то перечень ярче всего давал картину состояния Сибирского корпуса. В этих войсках в смысле снабжения, по-видимому, не было ничего. Ясно было, что войска, так обеспеченные запасами, может быть, могут еще держаться, но рассчитывать на них как на активную силу уже не приходилось.

Тем же сухим путем, по которому прошла наша 1-я экспедиция, в Архангельск прибыл штабс-капитан Б., высланный штабом Колчака для связи Архангельского фронта с Сибирским.

Имея за собою какие-то заслуги в борьбе за образование сибирской власти, штабс-капитан Б. держал себя как «представитель», что имело очень много юмористических и, к сожалению, вредных последствий.

Этот посланец сибирского штаба, дававший сведения о Сибирской армии в фантастических цифрах, не сумел даже познакомить нас с теми затруднениями, которые привели эту армию к катастрофе.

Экспедиция есаула А. имела еще и большое значение для меня лично, в работе моей в Мезенско-Печорском районе.

По дальности расстояний я никогда не мог бы найти 3–4 недель, чтобы съездить туда и бросить на такой срок Архангельск, а между тем, трудно было понимать все, что там происходит, только по донесениям.

Б.В. Романов пользовался всегда моим большим доверием, еще при работе моей с ним на французском фронте. Во время пребывания в этом районе он познакомился с полковником Ш., в деталях изучил обстановку на месте и привез мне самые обстоятельные данные по всем нуждам этого героического отряда.

Прибавлю, что один только этот почти целиком партизанский отряд мог играть решительную роль в области, если бы Мезенско-Печорский район мог дать людские средства для укомплектования. К сожалению, весь этот край, кроме долины Печоры, был пустыней.

X. Апрель

Начало апреля для меня было неспокойным. Еще в конце марта мною был отдан приказ, в котором я давал разрешение всем несочувствующим установившемуся режиму – выехать в любезную им советскую Россию. Я предупреждал население, что все недоразумения и попытки противодействия власти, имевшие место в марте, мешают закономерной работе, а потому и предоставлял желающим выход. Срок для записи и регистрации я давал, если не ошибаюсь, до 10 апреля. Всем желающим был обещан трехдневный запас продовольствия.

Мера эта была, конечно, довольно рискованной; вызвана она была непрекращавшейся пропагандой, проникавшей не только в среду населения, но и в войска, и даже в мой собственный штаб. Надо было не только бороться всеми мерами против этой заразы, но и проявлять известного рода изобретательность в средствах борьбы.

Приказ мой был принят начальствующими лицами весьма неохотно. Командиры полков просто-напросто боялись, что желающих будет так много, что части начнут разваливаться.

Вот почему первые дни апреля были для меня неспокойными. Я начинал сомневаться и опасался, как бы моя решимость не отозвалась на состоянии войск.

Однако назначенный срок прошел, и все обошлось наилучшим образом.

Всего из области выселилось, насколько я припоминаю, 5–6 тысяч человек, из коих половина приходилась на Мурманский край.

Отъезжающих можно было разделить на три категории:

а) Определенно сочувствующие большевикам. Таковых было огромное большинство из них.

б) Люди, стремившиеся к своим семьям.

в) Лица, имевшие материальные интересы в Совдепии.

Именно ввиду того что первая группа оказалась весьма значительной, мне кажется, что принятая мною мера в значительной степени разрядила воздух и освободила область от зловредных элементов короче и чище, чем какие бы то ни было репрессии, которыми население тяготилось.

Нечего и говорить, что в области, конечно, остались те большевики, которые находились там, так сказать, по службе. Во всяком случае после этого приказа я мог рассматривать большевиствующие элементы как государственных преступников, что давало власти большую свободу действий.

В том же апреле дело формирования частей подвинулось вперед настолько, что можно уже было приступить к формированиям высших, после полков, соединений.

Ввиду предполагавшегося выдвижения 4-го полка из Холмогор в Двинский район явилась возможность объединить командование всеми русскими частями в районе в одних руках.

На двинских позициях должны были сосредоточиться 3-й и 4-й стрелковые полки и весь 1-й артиллерийский дивизион.

Туда же направлялся саперный взвод и полуэскадрон конницы.