По заранее выработанному плану церемонии, генерал Миллер вручил полку трехцветный русский флаг, с изображенным на нем мечом в лавровом венке.
Флаг этот торжественно был пронесен по фронту «тихим маршем», как было сказано в английском приказе. Этот «тихий» марш был воспроизведен под звуки «Старого егерского», который вместо его быстрого темпа играли аккорд за аккордом медленнее наших похоронных маршей.
Выступающие учебным шагом дайеровцы были доведены в смысле выучки до предела, но, несмотря на это, церемония не давала должного впечатления.
После дайеровцев под звуки английского оркестра легким, быстрым и широким шагом прошла морская рота, сводная из экипажей судов, стоящих на рейде, а затем тем же шагом проследовали обе бригады добровольцев. Это были великолепные войска. Все охотники, все боевые солдаты, украшенные орденами за работу на французском фронте.
Парад заключала батарея Славяно-британского легиона под командою капитана Рождественского. Блестящий офицер сам, он подготовил и отличную часть. Батарея эта предназначалась для действий в Селецком районе и вооружена была английскими орудиями. Вся батарея была укомплектована русскими солдатами.
Генерал Айронсайд, видимо, очень гордился этим парадом и своими дайеровцами.
Я стал втайне готовиться к моей поездке в Финляндию, о которой я уже сговорился с генералом Миллером, но предполагал молчать до времени, и, как видно будет дальше, – не без причин.
Ввиду моего отъезда я предполагал несколько разгрузить моего будущего заместителя, для чего прежде всего подал проект о передаче «Национального ополчения» в ведение генерал-губернатора.
Ввиду определенных функций ополчения по охране порядка в городе казалось вполне нормальным подчинить вновь созданную силу высшей административной власти в городе.
Всего передано было генерал-губернатору 6 рот, уже обученных и вполне организованных – в самом Архангельске, и отдельные дружины в Онеге и Холмогорах, еще в зачаточном, помнится, состоянии.
В мае появились первые небольшие группы приезжих офицеров. Встречались они с радостью и немедленно же назначались на должности строевые или административные.
Должен сказать, что цифра всех приезжих за целый месяц глубоко меня разочаровала. За весь май, я помню, прибыло не более пятнадцати человек.
Положение на фронте при недостатке офицерского состава делалось крайне сложным по причинам не только военного, но и политического характера.
Необходимо иметь в виду, что если рота в нормальной армии нуждается в 3–5 офицерах, то в гражданской войне число офицеров должно быть увеличено в два-три раза. Так я и поступал в первые месяцы работы, но к весне положение осложнилось тем, что на фронте было уже около десяти полков, а в офицерах был некомплект даже по старому штатному составу.
Тем не менее работу надо было вести не останавливаясь, принимая во внимание еще и весь трагизм тыла в случае эвакуации края союзниками.
Наконец явилась возможность приступить к организации Военного экономического общества на выгодных условиях закупки товара по льготным ценам в Англии.
Я с благодарностью вспоминаю то доверие, с которым финансово-экономический совет отнесся к моему личному докладу, ассигновав для этой цели 6 миллионов рублей. Для Севера, где на тысячу рублей можно было жить с семьей месяц, – это были очень большие деньги.
В самом конце мая я ездил на двое суток на Мурман. Наконец-то можно было организовать на твердых устоях в этом краю и формирование и командование. Я уже имел сведения, что в пути на Север находятся генерал Скобельцын и полковник Архипов. Я считал и того и другого выдающимися офицерами Генерального штаба и заранее намечал назначение сразу обоих в этот край, где так долго нельзя было начать настоящую военную работу.
Самая поездка состоялась на одном из небольших ледоколов, находившихся в распоряжении английского командования.
В конце мая штаб генерала Мейнарда, равно как и гражданское управление краем, было перенесено из Мурманска в Кемь. Ввиду крайне ограниченного числа помещений в городе штаб Мейнарда помещался в особых бараках, выстроенных у самой станции. Там же помещался и русский штаб. В.В. Ермолов жил на станции, в своем вагоне.
Сообщение между Архангельском и Кемью в летнюю пору очень удобное, хотя в самом конце мая в Белом море еще много ледяных полей, через которые надо пробираться.
Команда и пассажиры парохода во время пути развлекались специальным «северным» удовольствием – стрельбой по тюленям, то здесь, то там показывающимся на льдинах.
Поездка моя имела, увы, лишь платоническое значение, так как я лишь успел повидаться с Ермоловым и Костанди. Для поездки на фронт времени не было. Костанди очень хорошо работал в смысле организации мурманских сил в составе 2-го и 9-го стрелковых полков.
Им же приступлено было к формированию дивизиона артиллерии.