Год на Севере. Записки командующего войсками Северной области

Спорить с Айронсайдом на темы, насколько нам нужны информации из Лондона, было, конечно, бесполезно. Я просто заявил, что такова воля моего правительства, и указал день своего отъезда. Что касается Двинских военных операций, то мое участие в них было более чем сомнительно. После опытов моих в Селецком районе, в Пинеге, в эпизоде с Большими Озерками, я окончательно понял, что англичане своими частями командовать мне не дадут. Русские силы на Двине находились в руках у полковника князя Мурузи, которому я верил безгранично. Спрашивается, что мог мне предложить в этой операции Айронсайд? Сменять Мурузи не было никаких оснований, стянуть на Двину большее количество русских сил было нельзя, в развитие операции до соединения с Колчаком я определенно не верил, уже осведомленный о далеко не блестящем положении дел в Сибири.

Я выехал из Архангельска первоначально на Мурман на пароходе «Северная Земля», довольно прилично отремонтированном после владения им большевиками.

В горле Белого моря мы очень долго мучились в подтаявшем ледяном поле. Несмотря на 8 июня и сильную жару, эти полосы льда все еще встречались повсюду. Этот лед неприятен тем, что, соприкасаясь с ним, вы входите в густую завесу тумана, пароход едва-едва двигается, боясь напороться на толстую льдину и столкнуться с кем-нибудь в этой мгле.

Нахождение наше в полосе льда продолжалось часов двенадцать. Рано утром через сутки нашего путешествия мы как-то сразу вынырнули из тумана и очутились на чистой воде. Яркое солнце обдало нас своими лучами и обогрело. Океан был совершенно тих, спокоен и красочен, как Средиземное море. Я даже не предполагал, что на Севере вода может давать такие сине-лиловые блики и эффекты южных морей. Только лишь моржи и тюлени, высовывавшие свои глянцевито-черные головы из воды, постоянно напоминали нам, что мы находимся в Ледовитом океане.

Черно-желтая полоса тумана осталась стеной за кормой парохода. Было тепло настолько, что я сидел на палубе в одном кителе.

На четвертый день нашего путешествия утром я прибыл в Мурманск. Не сходя с парохода, я попросил портовые власти указать мне, как можно добраться до Варде, где была моя жена, и назад в Мурманск в кратчайший срок.

Мне был предложен небольшой буксирный пароход с очень хорошим ходом.

Откровенно говоря, пускаться в океан на такой посудине, с низкими, как и все буксиры, бортами, – было довольно рискованно. Однако ждать я не мог, да и с женой хотелось увидеться как можно скорее, а потому, пересев на буксир, я немедленно вышел в Варде.

Путешествие туда и обратно на предоставленном мне буксире обошлось вполне благополучно, и через несколько дней ранним утром мы опять подошли к Мурманску.

По прибытии пришлось принять тут же на буксире целый ряд местных властей, приветствовавших меня с приездом. Здесь я в последний раз видел русский полицейский мундир на мурманском исправнике. До сих пор удивляюсь, как он сумел сохранить эту форму при большевиках, что могло стоить ему головы.

Прямо с буксира я перешел в вагон для скорейшего следования в Кемь, где меня ожидал лейтенант флота М.В. Гамильтон, назначенный сопровождать меня в Финляндию.

Мурманск в этот период был пуст. И гражданское, и военное краевое начальство было в Кеми.

В ожидании отхода поезда я повидался и переговорил с генералом Н.И. Звегинцевым, находившимся в Мурманске в это время. Странное было его положение. После моей первой встречи со Звегинцевым я виделся с ним в конце декабря в Архангельске, куда он приехал с Мурмана по пути Сороки – Онега. Тогда же он сделал отличную рекогносцировку этого пути, важного и в военном, и гражданском отношении, как наша сухопутная связь с Мурманом. Я предложил тогда же Звегинцеву сотрудничество со мною. Николай Иванович уклонился от этого, причем я предполагал, что, вероятно, он хочет выждать прибытия Е.К. Миллера, его старшего товарища по лейб-гвардии Гусарскому его величества полку.

Звегинцев вернулся на Мурман, где на станции Сороки жил частным человеком. Далее начинается крайне сложная трагедия его отношений к следственной комиссии.

Я до сегодняшнего дня считаю Звегинцева инициатором всего того политического переворота, который положил начало Белому движению в Северной области, поддержанному союзниками. Следственная же власть видела в Звегинцеве лишь человека, бывшего в сношениях с большевиками. В бытность мою вр. и. д. генерал-губернатора я постоянно протестовал против бесконечных дрязг, поднятых следственными властями в Архангельске. Тюрьмы были набиты арестованными, с ведением следственных дел не справлялись, население находилось в постоянно возбужденном настроении. Следственная комиссия хотела привлечь к ответственности даже всеми уважаемого адмирала Виккорста, с громадным риском для себя содействовавшего архангельскому перевороту.