Год нашей любви

Тереза уже приготовила большую часть блюд для праздничного стола. Индейка была почти готова, а два пирога остывали на столе. Несмотря на это, Хартли повязал передник и вылил в миску кварту жирных сливок. Потом он достал из шкафчика венчик и принялся энергично взбивать их.

– В чем дело, Каллахан? Никогда не видела парня со сливками?

Я попыталась скрыть удивление.

– Не думала, что увижу тебя за готовкой.

– Я просто ассистирую.

Он прибавил скорости, и движения венчика слились в расплывчатое пятно. Потом взял стакан сахара, добавил немного в миску и продолжил взбивать.

Я постаралась не смотреть на Хартли – за работой он выглядел очень аппетитно.

– Чем тебе помочь? – спросила я. – Я не то чтобы повар, но быстро учусь.

– У нас все под контролем, – ответила Тереза, хотя казалось невероятным, чтобы в два часа дня в День благодарения для меня не нашлось никакой работы.

– Мам, – сказал Хартли. – Каллахан выходит из себя, когда с ней нянчатся. Если хочешь мира в королевстве, срочно найди ей занятие.

Его мать рассмеялась:

– Извини меня, Кори. Я просто не привыкла. Никто из друзей Хартли не проявлял энтузиазма, когда дело касалось работы на кухне.

– Мило, мам, – заметил Хартли. – Пребывание обвиняемой на другом континенте не освобождает ее от критики.

Я указала на пакет картошки на столе:

– Почистить?

– Обязательно, – ответила Тереза, доставая из шкафчика овощечистку.

Сунув пакет с картошкой под мышку, я проковыляла к кухонному столу и сумела без эксцессов опуститься на стул. Тереза наблюдала, как я согнула скобы в коленях и повернулась к рабочей поверхности. Увидев, что я готова, она принесла мне газету для очистков и миску для картофелин. Чистка была не слишком динамичным занятием, но я не возражала.

– Адам, как продвигается терапия? – спросила Тереза.

– Уныло, – ответил он, продолжая взбивать. – У нас с Каллахан общий тренер. Инструктор строевой подготовки Пэт.

– Думаю, физиотерапевты напоминают дантистов, – добавила я. – Никто никогда не рад их видеть. Ну, или это мы с тобой придурки.

– Или это Пэт, – предположила Тереза.

– Нет! – с энтузиазмом отреагировала я. – Я терпеть не могла всех физиотерапевтов, с которыми занималась, а их было немало. – Я положила еще одну картофелину в миску. – Может, конечно, с течением времени я стала мягче, но с Пэт я веду себя приличнее, чем с остальными.

– Почему? – спросил Хартли.

– Ну, например, первый терапевт, к которому я попала, учил меня надевать носки и пересаживаться из инвалидного кресла в кровать. И меня настолько бесило, что все это я не в состоянии сделать сама, что в глазах темнело.

– Можно понять, – сказала Тереза.

– А еще они знали много хитрых трюков. Покажут тебе что-нибудь – например, как с пола пересесть в кресло, не опрокинув его, – и все, ты не в состоянии обойтись без их помощи. А от этого только хуже: ты ненавидишь учиться, но позволить себе не учиться не можешь.

– Супер, – сказал Хартли.

– Вы, наверное, решите, что после стольких часов спортивных тренировок я превратилась в идеального пациента, но это не так, – сказала я, бросая картофелину в миску. – Ладно, прекращаю ныть.

– Ты никогда не ноешь, Каллахан, – великодушно возразил Хартли. – Ну разве что когда проигрываешь мне в «Крутые клюшки».

– Жаль, что это бывает очень редко, – посетовала я, а Тереза засмеялась.

Тем временем дом наполнился чудесными ароматами. Дана и Бриджер накрыли на стол, поклявшись, что вот именно сейчас, в данный момент, моя помощь им точно не требуется. Поэтому я просто сидела на диване в гостиной, листая страницы учебника по экономике. Экзамены были не за горами.

Передо мной с колодой карт в руках возникла Люси.

– Умеешь играть в «Уно»? – спросила она.

– Конечно, – ответила я, закрывая учебник. – Хочешь сыграть?

– Да! – обрадовалась Люси. – А ты умеешь тасовать? А то у меня плохо получается.

Она плюхнулась на пол в гостиной и разделила колоду пополам.

Я сняла скобы и бросила на пол. Потом, забыв об изяществе, съехала вниз и на ягодицах подползла к Люси. Используя руки, я развела себе ноги и взяла карты у Люси.

Пока я тасовала и раздавала карты, Люси, вытянув руку, осторожно коснулась пальца моей ноги.

– М-м, Каллахан? – Она посмотрела на меня, и в ее глазах был вопрос. – А ты что, правда ничего не чувствуешь?

Я покачала головой:

– Ничего. Клянусь Богом.

Я смотрела, как ее палец проделывает путь до верхушки моего носка. С таким же успехом она могла трогать чью-то чужую ногу – я бы и не заметила.

– А что это за чувство такое – ничего не чувствовать?

Голосок у Люси был высокий, чистый и ласковый. Если бы кто-то другой задал мне этот вопрос, я бы, наверное, ощетинилась. Но на ее лице светилось такое бесхитростное любопытство, что было просто невозможно не ответить искренне.

– Ну, я могу только сказать, что не чувствовать ничего – это не чувствовать ничего. Если бы я потянулась и ущипнула тебя за «хвостик», ты бы, наверное, тоже ничего не ощутила. Разве что небольшое натяжение – но не в том месте, где я щипнула. Что-то вроде того.

Люси задумалась.

– Чуточку жутко.

Я рассмеялась: