Год нашей любви

Да, это куда лучше, чем то, чем я занимаюсь сегодня. Небольшая неразбериха. Увидимся на ранчо.

Доктор появился только в районе полудня. Конечно же, не тот юнец, что осматривал меня ночью, – это было бы слишком хорошо. Доктор был седой и явно куда-то очень торопился. Он выдернул мою карту из подставки и прищурился, вчитываясь.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Жар спал. Я оставлю рецепт на лекарства медсестре. Можешь быть свободна.

Он вышел.

В моей руке все еще торчала капельница. Кто-то принес мне мяса какого-то непонятного цвета с рисом, но есть я не стала.

Когда вернулась большая рыжая медсестра, я передала ей слова доктора и попросила удалить капельницу.

– Он не оставил рецепта, – нахмурилась она. – Я проверю.

Она развернулась и вышла.

– Подождите! – прокричала я ее удаляющемуся широкому заду.

Прошел еще час, и, когда она вернулась с рецептом, я едва сдерживала ярость.

– Вы не вытащите эту штуку у меня из руки? – взмолилась я. – А потом я пойду.

Она посмотрела на мое запястье так, как будто никогда не видела капельницы.

– Это должен сделать ассистент. А еще мы не можем тебя выписать, пока не будет сопровождающего старше восемнадцати лет.

– Что?

Она кивнула:

– Студентов после процедур должны забирать.

– Но… – Я почувствовала, как у меня подскочило давление. – Капельница ведь не процедура!

– Таковы правила. – Она пожала плечами и ушла.

– Твою мать! – заорала я.

Прозвучало это как у Хартли. Я посмотрела на часы. Он должен быть свободен в понедельник днем, потому что в это время у него прежде была бы хоккейная тренировка.

Нет, кто угодно, но не Хартли. Он был последним, кому я хотела бы попасться на глаза с немытой головой и в ужасном больничном халате.

К сожалению, Дана ежедневно до двух часов занималась итальянским. Я написала ей с просьбой перезвонить, когда она освободится. Ну, пожалуйста.

Время шло, но звонка не было. Я написала еще раз, ответа не последовало. Если у нее разрядился телефон, мне ни за что с ней не связаться. Больше идей не было. Если вчерашний доктор сегодня работает, я могла бы его найти и объяснить свою проблему. Но для этого пришлось бы кататься по больнице в полуголом виде и с капельницей.

Я позвонила Дане еще раз, но сразу попала в голосовую почту.

– Черт возьми! – выкрикнула я.

Я бы топнула ногой, если бы она работала.

Хартли

– Ну что, тут какие-то проблемы? – спросил я, изо всех сил стараясь не улыбаться.

Кори покрутила головой и увидела в дверном проеме меня, опирающегося на костыли.

– А-а-а-аррр, – прорычала она, перевернувшись. – Всего лишь хочу отсюда выбраться, а меня не отпускают!

– Потому что с тобой нет никого старше восемнадцати, чтобы сопроводить с территории больницы?

Я проковылял в комнату.

У нее от удивления вытянулось лицо.

– Откуда ты знаешь?

– Я виделся с Даной после обеда, она сказала, что ты здесь, вот я и подумал, что такое может случиться. А еще Бриджер забирал меня после операции на колене. Почему ты не позвонила?

На ее лице отразилось какое-то не до конца понятное мне чувство.

– Потому что от Макгеррина долго идти на костылях.

– Было не так уж и плохо. Пойдем отсюда. Ты что, не попросила их удалить капельницу?

Выражение ее лица теперь говорило о неотвратимом взрыве.

– ВСЕГО-ТО ДЕСЯТЬ РАЗ!

Я взял ее руки в свои.

– Спокойно, Каллахан. У тебя может подскочить давление, и придется снова ехать в больницу.

Кори успокоилась.

– Подойди сюда, пожалуйста.

– Что такое? – Я начал движение в ее сторону.

Она выставила левую руку.

– Прижми трубку капельницы.

Опаньки.

– Зачем?

– Чтобы я вынула иглу, Хартли. И переоделась. И ушла отсюда. И продолжила жить дальше.

– Ты нечто, Каллахан.

– Зажми здесь, – проинструктировала она.

Пытаясь не замечать, что трубка протыкает ее кожу, я зажал ее большим пальцем. Кори отклеила липкую ленту.

– Все, можно отпускать. Спасибо, – сказала она.

Не успел я отвернуться, как она резким движением вынула из-под кожи маленький катетер. Омерзительно.

– Теперь у тебя кровь идет из запястья. Может, это, ну… опасно?

Она с подозрением уставилась на меня:

– Серьезно, Хартли, ты такой слабонервный?

Я повернулся и взял со стола салфетку, стараясь смотреть прямо в стену.

– Ничего себе. Несокрушимая звезда хоккея падает в обморок при виде крови. – Она усмехалась, промокая кровь салфеткой.

– Эй, я не падал в обморок с пятого класса!

Она начала смеяться уже в полный голос:

– Что же ты делал после своей операции? Разве не было окровавленных бинтов?

Были, и это не самое приятное зрелище.

– Я сам их менял, с полузакрытыми глазами.

Каллахан снова смеялась, а значит, я не зря себя скомпрометировал.

– А еще говоришь, что я нечто. Отвернись, я переоденусь.

– Что, посмотреть нельзя? Да я ради тебя смотрел на кровь! – посмеиваясь, я отвернулся к стене.

Я слышал, как она борется с одеждой.

– Меня не напрягает расчлененка, можешь смело просить меня сменить бинты. Лишь бы никогда не возвращаться в это забытое богом место.

– И не говори, сестренка.

– Я закончила, – сообщила Кори.