Песня заканчивалась, звеня гитарными ходами, сбивками ударных и завыванием саксофона, которыми обычно заканчиваются подобные джемы, сливаясь в кульминации в один восклицательный знак малого барабана. Стоящие на сцене четверо мужчин и одна женщина стали убирать инструменты, расставляя их на стендах, обмениваясь кивками и шуточками, понятными только своим, про себя радостно и благодарно оценивая искусство друг друга.
Уилл повернулся к Хорхе:
– Не против, если я одну сыграю в перерыве? Я тут с ней возился последнее время, хочу посмотреть, как на публике будет.
Хорхе заколебался – это было нарушение этикета. Сейчас был не вечер своих композиций, а кавер-джем, и более того – никто не должен был выделяться. И еще более того: уж если кого-то и выделять, то Уилл Дандо в этом списке был бы далеко не первым.
Но Хорхе пожал плечами и хлопнул Уилла по плечу.
– А чего ж, – сказал он. – Развлекись. Хорошо, что ты сегодня пришел, а то тебя не хватало. Без тебя не то как-то. Потом давай поговорим, кстати – есть у меня для тебя выступления.
Он показал на микрофон, стоящий на авансцене:
– Ни в чем себе не отказывай.
Уилл подошел к середине сцены, вытащил несколько эффект-педалей из своего усилителя и расставил их перед стойкой микрофона. Попробовал несколько – луп, мощный дисторшн и хорус – и проверил звук, пока другие музыканты уходили со сцены в бар.
По клубу хлестнул лай рычащего дисторшна, затихающий в раскатах эха от педалей. Первые ряды публики чуть качнулись назад, одновременно, будто от порыва ледяного ветра в лицо.
– Новая песня! – объявил Уилл. – О том, как у меня складывается жизнь, вот прямо сейчас.
Уилл заиграл – из усилителя пошел густой звук эффектов. Громкий, зернистый, низкий, с легким мелодическим крючком, врубающимся каждые несколько тактов с верхней части грифа. И начал петь сосредоточенным и напряженным голосом, почти речитативом:
Песня продолжалась. Голос Уилла поднялся до жалобного плача, а последний припев перешел в повторение слов «я знаю… я знаю…» снова и снова.
Он закончил, закрыв глаза. Последняя нота уплыла в замолкший зал.
Аплодисменты, но жидкие, едва заметные на фоне разговоров. Зал воспринял перерыв оркестра как возможность потрепаться. И чему тут удивляться? Одинокий басист, которого они не знают, исполняет песню, которую они не слышали. Едва-едва сойдет за заполнение паузы. Хорошо еще, что не освистали.
Бесполезно.
Уилл снова заиграл – короткий повторяющийся мотив, строчка для привлечения внимания.
– Как вам нынешний мир? – спросил он у зала. – Я последнее время очень слежу за новостями – никогда раньше столько их не смотрел. Хреново там, да? Почем нынче галлон бензина? Бакса четыре?
Он чуть расцветил мелодию и вернулся к тем же трем нотам.
– Ну так вот, – сказал он. – Сейчас я вам выдам что хотите.
Он увидел, что в зале появились экраны – люди проверяли Сайт. Слева кто-то встал, осанка выдавала крайнее напряжение. Скорее всего Хамза.
Наплевать. Уилл набрал воздуху пропеть следующее предсказание про рейс малайзийских авиалиний, но тут отрубился усилитель его баса. Густой, усиленный эффектами мотив, который он играл, тут же превратился в тонкий скелет себя прежнего.
Уилл снял бас с плеча и прислонил к своему усилителю –
Заказал себе пиво и стакан виски, а пока их наливали, слышно было, как Хорхе извиняется в микрофон и обещает, что оркестр скоро вернется.
Уилл осушил стакан виски и жестом попросил еще один, а тем временем приступил к пиву.
Кто-то легко тронул его за рукав, и Уилл вздрогнул.