Глава 33
К концу января мы уже пришли в отчаяние. В поисках браслетов Тилли и Джакса мы не продвинулись ни на шаг, а на носу был февраль, и оставалось чуть больше месяца до закрытия филармонии.
Или, как мне нравилось думать, до конца всего.
– Не преувеличивай, – сказал мне Генри в столовой.
Была среда.
– Я преувеличиваю? – Я со стуком бросила на стол свой поднос. – Действительно, о чём беспокоиться? Я всего лишь останусь бездомной.
– Может быть, Барски возьмут тебя к себе жить. Или кто-то из музыкантов.
– Ага. Например, Ричард Эшли. – Я захлопала ресницами. – Он милашка.
– Правда? – Генри как-то странно на меня посмотрел. – Он тебе нравится?
– Конечно. А что?
– Так нравится или нет?
– Генри, отстань. К тому же я не могу просто пойти к кому-нибудь жить. У меня нонни. Если кто-то согласится взять меня к себе, её тоже придётся принять.
– И не говори. – Джоан поставила свой поднос на другой край стола. – Даже не заставляй меня высказывать своё мнение о том, как в нашем обществе относятся к пожилым людям.
Генри вздохнул:
– Никто тебя об этом и не просит, Джоан.
– Ну и ладно. А вот если бы попросили, я могла бы много сказать на эту тему. – И Джоан принялась за еду. Я заметила, что в последнее время она садится ближе к нам и постепенно придвигается по скамье.
До конца обеда мы с Генри в сотый раз разглядывали карту филармонии, пытаясь определить, где ещё не искали якоря Тилли и Джакса. Я чувствовала, как Джоан исподтишка наблюдает за нами. Было заметно, что она о чём-то сосредоточенно думает, но я не придавала этому значения. Джоан всегда о чём-нибудь сосредоточенно думала.
Во второй программе январских концертов оркестр играл «Пинии Рима» Отторино Респиги. Маэстро всегда любил Респиги, потому что был тёзкой композитора.
Генри любил Респиги, поскольку считал, что его музыка напоминает полёт.
– Закрой глаза и представь, – прошептал он мне. Мы сидели в партере во время вторничной вечерней репетиции, разложив на коленях карту. – Слушай. Третья часть лучше всего.
– Генри, спустись с небес на землю. Нам надо найти якоря.
Генри в шутку надул губы:
– Ну пожалуйста, Оливия.
Я помотала головой, но его забавная рожица умиляла.
– Ладно. – Я закрыла глаза, откинула голову на сиденье и стала слушать.
Музыку нельзя было назвать прекрасной, потому что её исполнял наш оркестр. Маэстро же каждый вечер куда-то ездил, встречался со спонсорами и членами городского совета, а потому пребывал в плохом настроении и настраивал против себя практически всех музыкантов. Но через несколько минут симфоническая поэма действительно начала захватывать меня. Действие каждой части произведения, по задумке композитора, происходит в разных сосновых рощах Рима. Третья часть разворачивается около храма ночью, и, слушая её, я ощущала, как меня окутывает ночная прохлада, садится солнце, на небе зажигаются звёзды и рядом, возможно, течёт прохладная река. Даже соловьи поют. И Генри действительно был прав – это похоже на полёт. Я находилась в тёмном прохладном сосновом лесу и лениво витала между ветвями – как птица, как ветер, как привидение…
Тут я резко выпрямилась. На краю сознания мелькнуло что-то важное.
– Что такое? – удивился Генри.
В голове носились образы. Призраки. Браслеты. Дерево с ободранной корой около тайника Джакса. Украшение мамы Генри.
– Генри, – прошептала я, – та вещица, которую носила твоя мама… она ведь из камней и дерева, так?
– Ну да…
– А браслеты Тилли и Джакса сделаны из коры… – Оркестровая музыка витала над нашими головами, нестройная и безжизненная. Я засмеялась, чувствуя себя немного сумасшедшей. – Может быть, даже из коры пинии?
Генри округлил глаза. Его блокнот упал на пол.
– Это…
– …дерево…
Маэстро недовольно поглядывал на нас через плечо.
– Вот почему мы не смогли найти браслеты. Потому что якорь Тилли и Джакса – дерево.
Меня охватило ликование, и мы с Генри засмеялись, как идиоты. Я знала, что мы мешаем музыкантам, но до того ли мне было.
Однако, когда мы позвали на улицу Тилли и Джакса и попросили их прикоснуться к каждому дереву в сквере и найти то, которое является их якорем, ничего не получилось.
Они витали между ветвями, совсем как я в своих фантазиях, когда слушала «Пинии Рима», оборачивались вокруг каждого ствола и утопали в земле под корнями.
– Ничего. – Джакс угрюмо приземлился рядом со мной, и я постаралась обнять его, хотя моя рука при этом окоченела, как на морозе.
– Глупо! – крикнула Тилли, мечась между деревьями, как разгневанная тень. – Глупо, глупо!
– Я был уверен, что мы на верном пути. – Генри прислонился к мусорному контейнеру. – Это казалось так логично!
Джакс спрятал лицо у меня в руках и заплакал.
Я придала голосу бодрости.
– Не переживайте, мы придумаем что-нибудь другое, правда? Всё устроится.
Но тихий голос в моей голове прошептал: «А если нет?»
На следующий день в обед мне не хотелось есть. Генри тоже. Он просто сидел напротив меня, подперев голову рукой, и делал горку из своего пюре.
Я стукнула кулаком по столу:
– Хочется что-нибудь разбить.
Генри толкнул мне через стол куриную котлету:
– Возьми, я не буду есть.