Годунов. Кровавый путь к трону

Дьяки доложили, что из «розыска по самозванцу» патриарха Иова выяснилось: о приеме инока Григория в Чудов монастырь лично архимандрита Пафнутия просил протопоп кремлевского собора Ефимий. Годунов с усмешкой подумал: «Молодец владыка Иов, никого из своих не щадил, обнажая маски влиятельных церковных деятелей, стоящих и за мятежом Романовых, и за слухами против царя, распускаемыми из Чудова и Успенского, и об убежище государственного преступника Юшки». Выяснилось, что образованный, нахватавшийся разных премудростей инок Григорий жил в келье своего родича, внука Третьяка Отрепьева, Елизария Замятни. Только в келье своего родича Юшка-Григорий жил мало, архимандрит Пафнутий почему-то перевел его к себе в келью, «для поучения и воспитания». Быстро инок, по представлению архимандрита Пафнутия, был рукоположен патриархом Иовой в дьяконы.

К своему ужасу, Годунов узнал, что монах Григорий сопровождал патриарха на заседаниях Думы. Он слушал материалы розыска, что читали дьяки, вспоминал и раздумывал… При цепкой памяти Годунова по описанию внешнего образа монаха в «розыске» моментально вспомнился этот «самозванец-царевич» в свите патриарха. «Стоял на расстоянии вытянутой руки от стервеца, мог бы тогда по первому подозрению в измене приказать его схватить и заковать в железа. Сколько же раз он уходил от меня. А уже тогда проявил себя в Чудовом, называя себя „будущим царем“, ничего не боялся перед побегом из Чудова, – думал Годунов, сокрушаясь о том, как же не везло ему, царю, в уничтожении противника его царству. – И при таком головокружительном взлете все равно побег после инструкций Пафнутия. Значит, Пафнутий! Конечно, он действовал не один. Он был связан с людьми московского круга Романовых. Если братья Никитичи были сосланы и находились под караулом, то с Пафнутием сносились родня и служилые дворяне. А ведь еще на самой ранней стадии заговора Романовых, еще до сбора их войска на Варварке, прослеживалась связь Романовых и поляков с их канцлером Сапегой…»

Царь сделал решительный жест рукой, обрывая доклад дьяка о деталях побега Юшки-Григория из Чудова в Литву и Польшу, и громко спросил:

– Что у вас есть по Сапеге из донесений наших людей здесь и агентов за рубежом?

Третий пожилой дьяк, пролистав свои бумаги и отобрав нужные донесения, начал свой доклад:

– Канцлер Сапега прибыл в Москву как раз перед мятежом Романовых на Варварке. Через десять дней после своего приезда он был свидетелем штурма нашими стрельцами романовского подворья. Сапега уехал из Москвы крайне озлобленным после неудачи мятежа Романовых. Позже в Вильне перед русскими послами, приехавшими на ратификацию грамот, говорил о политической торговле. Мол, мы признаем Бориса Годунова царем, а вы признайте нашего Сигизмунда шведским королем. Но наши московские послы резонно, с подначкой, отвечали польскому канцлеру: «Вы говорите, что государь ваш короновался шведскою короной, но великому государю нашему про шведское коронование государя вашего ничего не известно. Нам лишь ведомо, что ваш король ходил в Швецию, и над ним на шведской земле невзгода приключилась… Вам о шведском титуле говорить и писать нечего».