Годунов впервые увидел гневное лицо владыки: патриарх гневался, не сильно, но гневался на царя. Он без страха говорил, что у доносительства есть и оборотная сторона, что, донеси запоротый дьяк на своих союзников, он бы обесчестил свое имя, что кто-то из «добрых и сильных», подговоривших дьяка на должностное преступление, все же будет оплакивать добровольную жертву дьяка…
– Они же, эти «добрые и сильные», против законного царя государства Русского…
– А если они, эти «добрые и сильные», внушили несчастному дьяку, что избранный Собором царь «не настоящий», не природный, а судьба настоящего царя из «последних Рюриковичей», Дмитрия-царевича, в его руках, дьяка Смирного, – как тогда?
– Выходит, надо снова доказывать, что Дмитрий-царевич умер, а Юшка Отрепьев есть самозванец – так?
– Выходит, так, – выдохнул владыка.
– И мне доказывать, что не убивал никого Годунов, не отдавал приказа своим людям, – все по новой, так выходит?
Патриарх сначала кивнул головой в знак согласия, но потом пошел на попятную, сказав еле слышно:
– Ты видишь, государь, что самозванец, названный Дмитрием-царевичем, не одинок. За дерзким наглым самозванцем стоят могучие силы из вельмож и дворян…
Годунов, вспомнив вовремя про союзников Романовых и Отрепьева архимандрита Пафнутия и протопопа Ефимия, гневаясь ответно на Иова, бросил тому в упрек:
– Только выходит, владыка, из всех духовных лиц есть твои и мои союзники, а есть и соратники самозванца, дьяка Смирного, Романовых, будь они неладны, с Шуйскими…
– Выходит, так, государь, я же тебе когда-то говорил, что сковырнут тебя и меня в покое не оставят на патриаршем столе, в зависимости от того, кто придет к власти…
– Это понятно, что предлагаешь?
– А предлагаю вот что: я напишу грамоту с «историей беглого монаха, вора и расстриги Гришки Распутина» и разошлю от своего имени по всем землям твоего царства… А ты, государь, должен выполнить приказ, где повелеваешь главе «Углицкого розыска» рассказать народу о смерти Дмитрия-царевича и о том, что никакой «подмены с царевичем» не было и не могло быть… Только так, пусть выходит на Лобное место боярин Василий Иванович Шуйский и рассказывает народу, как и что тогда приключилось…
– И царя оправдывает перед народом, – иронично бросил Годунов, – мой защитник Василий Шуйский.
Патриарх не принял ироничного тона Годунова и сказал несколько отстраненно:
– Это уже как выйдет у боярина, между прочим, освященный Собор боярин убедил… Я тоже могу в Успенском напомнить о решении Собора – и напомню…
– За мной тоже не заржавеет, – оживился Годунов, – у меня родилась мысль вызвать Марию Нагую…
– …Инокиню Марфу, – поправил его Иов.
– Хорошо, вызываю Марфу в Новодевичий монастырь и допрашиваем с тобой, владыка…
– Это уже без меня… – холодно ответил патриарх. – Мне грамотами надо заниматься и их рассылкой. И без того работы много. Как говорят работящие крестьяне перед севом: жди хлопот полон рот…
– Да и у меня хлопот полон рот, раз мне только недавно открылся план моих противников: боярские партии вельмож и церковные группировки хотят впустить самозванца на Русское государство, посадить его на царство, чтобы сместить законно избранного царя… Только пусть вельможи и дворяне докажут, что самозванец «природный царь» из династии последних Рюриковичей… А ведь не докажут это… Они подставили его в борьбе со мною… А сказать, что меня опечалило с казнью дьяка?
– Ясно, что твоим приказом засекли насмерть живого человека.
– Это первая моя казнь дворянина… вельможи, если хочешь… Я обещал, что пять лет никого не казню… Казнь на грани этого срока, то ли до, то ли после, смотря какой момент брать восшествия на царство – до стояния войска на Оке или после пира с ханскими послами… Главное в другом, у моих противников появился первый жертвенный герой… А я с ужасом жду, когда в моем царстве появится первый предатель, кто первым изменит присяге целования креста… Юшка Отрепьев не изменник, он монах-расстрига… Вот когда воеводы и бояре начнут присяге изменять, царя предавать и города-крепости сдавать, тогда крушение Московии, крах царя Московского… Крах династии Годуновых… Только знай, владыка, я за свою династию буду драться до конца…
– Помогай, Господь, – сказал патриарх и перекрестил царя.
«И не мешай мне, дьявол», – подумал Годунов, у которого по спине пробежали мурашки от предчувствия опасности царству и династии от вмешательства дьявола с его дьявольским искушением и наваждения поголовного предательства и измены.
Глава 24
Годунов, в отличие от всех испуганных рефлексирующих государей, знал, как будет действовать завтра и послезавтра в борьбе за свое царство, за свою династию. Плевать, что думские бояре впервые увидели перед собой «государя занервничавшего», как об этом ему доложил глава сыска, боярин, троюродный брат Семен Годунов, пришедший с докладом с утра пораньше в царские палаты Кремля.