Читаем Годы в Белом доме. Том 1 полностью

Разумеется, мы использовали друг друга; в этом в какой-то мере и состоит цель дипломатии. Но еще одной ее целью является создать совместимость намеченного. Только любитель или неуверенный в себе человек думает, что может постоянно переигрывать своего партнера по переговорам. Во внешней политике никогда не следует забывать, что действие происходит, циклично повторяясь, а по последующим вопросам с теми же самыми людьми. Обман приводит к жертвованию структурой ради временной выгоды. Надежность – вот в чем состоит цементирующая составляющая международного порядка среди оппонентов, мелочность и низость – враг постоянства. Это Чжоу Эньлай усвоил, и это помогло нам достичь не идентичных целей, но сравнительного анализа того, что необходимо для использования международного равновесия ради нашей общей выгоды в данный конкретный момент истории.

Чжоу Эньлай никогда не боролся за то, чтобы заработать мелкие очки. Я вскоре понял, что лучше всего иметь дело с ним, представив разумную позицию, объяснив ее во всех деталях, а затем твердо следовать ей. Иногда я доходил даже до того, что давал ему посмотреть внутренние материалы, которые подтверждали наши выводы. Чжоу действовал аналогичным образом; самоубийственным методом была острая торговля по типу баш на баш. В одном случае при обсуждении шанхайского коммюнике я высказал возражение против двух предложений в разделе коммюнике, объяснявшем китайскую точку зрения. Хотя мы не несли ответственность за то, что говорили китайцы, я считал, что возникнут противоречия в совместном коммюнике. В ответ я предложил отказаться от двух предложений, излагающих американскую позицию. «Оставьте ваши два предложения для президента, если хотите, – сказал Чжоу нетерпеливо. – Мне они не нужны. Вам нет нужды торговаться; все, что вам следует сделать, так это убедить меня, почему наш язык вас смущает». Он умел держать слово; наиболее выбивающиеся из общей линии пассажи исчезли из китайского текста. (Но ничто не пропадает в Китае; два месяца спустя они объявились снова в китайском выступлении в ООН, но тогда это был односторонний документ, и мы могли просто эти предложения проигнорировать.)

У меня не было иллюзии относительно системы, которую представлял Чжоу Эньлай, и я не сомневался в том, что ради достижения своих целей он может быть грозным противником так же, как он мог быть обворожительным партнером по переговорам. Новое общество в Китае было завоевано огромной, на мой взгляд, чрезмерно высокой ценой. Жертвы в плане свободы, непосредственности, культуры, семейного уклада, казалось мне, зашли далеко за пределы того, что любая группа лидеров имеет моральное право навязывать своему народу. Китайцы были хладнокровными практиками в проведении силовой политики, совсем не похожие на романтиков-филантропов, какими их себе представляли в западных интеллектуальных кругах. И все же, когда Чжоу Эньлай умер, я почувствовал большую печаль. Мир окажется менее ярким, перспективы будут не так ясны без него. Никто из нас никогда не забывал о том, что наши отношения носят по существу двусмысленный характер, или упускал из виду возможность того, что по историческим меркам пути наших двух стран могут идти параллельно на протяжении лишь мимолетного мгновения. После этого они вполне могут разойтись и пойти в обратных направлениях. Но если такой день наступит, китайцы пойдут на конфронтацию с такой же решимостью и практичностью, с какой они осуществляли сотрудничество, когда это отвечало их интересам. Но одной из наград в моей жизни на государственной службе было то, что в момент, каким бы кратким он ни был по безжалостным историческим меркам, я мог работать с великим человеком, преодолевая идеологические барьеры в бесконечной борьбе государственных мужей во имя спасения какого-то постоянства от незначительности человеческого предвидения.

Чжоу Эньлай и я начали наш первый разговор во второй половине дня 9 июля в моем гостевом доме, примерно через четыре часа после нашего прибытия в Пекин. Мы смотрели друг на друга через покрытый зеленой тканью стол, неудобно сидя в плетеных креслах типа тех, что можно найти на старомодных летних курортах. От него по обе стороны сидели маршал Е Цзяньин, Хуан Хуа и Чжан Вэньцзинь. Холдридж, Смайсер и Лорд составляли мою команду, все мы были под неотрывным оком агентов секретной службы Реди и Маклеода, которые не собирались бросить меня на милость не прошедших проверку иностранцев. Передо мной на столе лежал толстенный том справочных материалов, к которому я больше не обращался после того, как Чжоу сам истолковал мое вступительное слово. Чжоу, как всегда, использовал только один листок бумаги с написанными несколькими словами на нем, предположительно, общие темы, которые он хотел бы обсудить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Геополитика (АСТ)

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии