Разумеется, мы использовали друг друга; в этом в какой-то мере и состоит цель дипломатии. Но еще одной ее целью является создать совместимость намеченного. Только любитель или неуверенный в себе человек думает, что может постоянно переигрывать своего партнера по переговорам. Во внешней политике никогда не следует забывать, что действие происходит, циклично повторяясь, а по последующим вопросам с теми же самыми людьми. Обман приводит к жертвованию структурой ради временной выгоды. Надежность – вот в чем состоит цементирующая составляющая международного порядка среди оппонентов, мелочность и низость – враг постоянства. Это Чжоу Эньлай усвоил, и это помогло нам достичь не идентичных целей, но сравнительного анализа того, что необходимо для использования международного равновесия ради нашей общей выгоды в данный конкретный момент истории.
Чжоу Эньлай никогда не боролся за то, чтобы заработать мелкие очки. Я вскоре понял, что лучше всего иметь дело с ним, представив разумную позицию, объяснив ее во всех деталях, а затем твердо следовать ей. Иногда я доходил даже до того, что давал ему посмотреть внутренние материалы, которые подтверждали наши выводы. Чжоу действовал аналогичным образом; самоубийственным методом была острая торговля по типу баш на баш. В одном случае при обсуждении шанхайского коммюнике я высказал возражение против двух предложений в разделе коммюнике, объяснявшем китайскую точку зрения. Хотя мы не несли ответственность за то, что говорили китайцы, я считал, что возникнут противоречия в совместном коммюнике. В ответ я предложил отказаться от двух предложений, излагающих американскую позицию. «Оставьте ваши два предложения для президента, если хотите, – сказал Чжоу нетерпеливо. – Мне они не нужны. Вам нет нужды торговаться; все, что вам следует сделать, так это убедить меня, почему наш язык вас смущает». Он умел держать слово; наиболее выбивающиеся из общей линии пассажи исчезли из китайского текста. (Но ничто не пропадает в Китае; два месяца спустя они объявились снова в китайском выступлении в ООН, но тогда это был односторонний документ, и мы могли просто эти предложения проигнорировать.)
У меня не было иллюзии относительно системы, которую представлял Чжоу Эньлай, и я не сомневался в том, что ради достижения своих целей он может быть грозным противником так же, как он мог быть обворожительным партнером по переговорам. Новое общество в Китае было завоевано огромной, на мой взгляд, чрезмерно высокой ценой. Жертвы в плане свободы, непосредственности, культуры, семейного уклада, казалось мне, зашли далеко за пределы того, что любая группа лидеров имеет моральное право навязывать своему народу. Китайцы были хладнокровными практиками в проведении силовой политики, совсем не похожие на романтиков-филантропов, какими их себе представляли в западных интеллектуальных кругах. И все же, когда Чжоу Эньлай умер, я почувствовал большую печаль. Мир окажется менее ярким, перспективы будут не так ясны без него. Никто из нас никогда не забывал о том, что наши отношения носят по существу двусмысленный характер, или упускал из виду возможность того, что по историческим меркам пути наших двух стран могут идти параллельно на протяжении лишь мимолетного мгновения. После этого они вполне могут разойтись и пойти в обратных направлениях. Но если такой день наступит, китайцы пойдут на конфронтацию с такой же решимостью и практичностью, с какой они осуществляли сотрудничество, когда это отвечало их интересам. Но одной из наград в моей жизни на государственной службе было то, что в момент, каким бы кратким он ни был по безжалостным историческим меркам, я мог работать с великим человеком, преодолевая идеологические барьеры в бесконечной борьбе государственных мужей во имя спасения какого-то постоянства от незначительности человеческого предвидения.
Чжоу Эньлай и я начали наш первый разговор во второй половине дня 9 июля в моем гостевом доме, примерно через четыре часа после нашего прибытия в Пекин. Мы смотрели друг на друга через покрытый зеленой тканью стол, неудобно сидя в плетеных креслах типа тех, что можно найти на старомодных летних курортах. От него по обе стороны сидели маршал Е Цзяньин, Хуан Хуа и Чжан Вэньцзинь. Холдридж, Смайсер и Лорд составляли мою команду, все мы были под неотрывным оком агентов секретной службы Реди и Маклеода, которые не собирались бросить меня на милость не прошедших проверку иностранцев. Передо мной на столе лежал толстенный том справочных материалов, к которому я больше не обращался после того, как Чжоу сам истолковал мое вступительное слово. Чжоу, как всегда, использовал только один листок бумаги с написанными несколькими словами на нем, предположительно, общие темы, которые он хотел бы обсудить.