Годы в Белом доме. Том 1

Мы оба пришли к единому выводу, что самым важным результатом этой первой встречи должно было бы стать понимание каждой стороной фундаментальных интересов другой стороны. И если мы пришли к правильному выводу, то настоятельная потребность, которая свела нас вместе, предопределит направление наших будущих отношений при условии, что ни одна из сторон не попросит другую сторону сделать то, что ее ценности или интересы запрещают делать. Замешенный на такой основе ход бесед, характер которых представлялся в виде легкого подшучивания и использования художественных образов, как будто это был диалог между двумя профессорами политической философии, почти заставил забыть, что наказанием за ошибку стало бы продолжающаяся изоляция одной стороны и обострившиеся международные проблемы для другой. Неудавшаяся миссия повышала бы риски для Китая. Это бесспорно придало бы смелости Советам. Это привело бы к дискредитации нас на родине. И это легко превратило бы отступление из Индокитая в бегство. Хотя мы оба знали, что теряет каждый из нас, и, несмотря на срок в 48 часов, который нельзя было нарушить, – я должен буду вновь появиться в Пакистане в пределах этого времени, чтобы не вызывать подозрений, – ни один из нас на этой первой встрече не ставил под сомнение вопрос, которым будет определяться характер моей поездки: речь шла о нашей способности согласиться на президентский визит. Мы оба действовали так, как будто это было второстепенным легкорешаемым делом. Торопя друг друга с учетом поджимающих сроков, мы оба пытались продемонстрировать, что у нас есть другие варианты. Проявляя вежливость, делая философские отступления и периодически демонстрируя юмор, мы пытались передать то, что мы все еще можем отыграть назад, что мы еще не перешли Рубикон. И, тем не менее, мы уже знали, что Рубикон уже перейден, нам ничего не оставалось делать, как идти вперед.

О президентском визите было сказано кратко нами обоими в самом начале, а затем мы не возвращались к этой теме вплоть до конца второго дня, примерно за 18 часов до моего отбытия. Вместо этого Чжоу затратил какое-то время нашей первой встречи, которая длилась почти семь часов (включая обед), высказывая свое общее согласие с концепциями, заложенными в речи Никсона в Канзас-Сити 6 июля. Я оказался несколько в невыгодном положении, поскольку был не в курсе ни самого факта, ни содержания речи, что подтвердило непреложную истину: даже самые тщательные приготовления могут дать слабину в результате какого-то случая. На следующее утро Чжоу широким жестом вручил мне вместе с завтраком текст на английском языке с его собственными пометками и просьбой вернуть этот экземпляр, поскольку он был у него единственным. Оказалось, что это были совершенно случайные замечания, сделанные президентом на встрече с руководителями средств массовой информации Среднего Запада, собранных на брифинг по вопросам внутренней политики, устроенный членами кабинета министров и помощниками из Белого дома. Никсон и ошеломил, и заинтриговал собравшихся руководителей, обсуждая «широкий контекст» «отношений между этими (внутренними) программами и проблемами, которые стоят перед Америкой в мире». Побуждаемый своим внутренним возбуждением по поводу того, что, как он знал, скоро произойдет, Никсон похвалил кабинет как «креативный, они работают продуктивно, они одни из самых способных людей в мире». Именно в силу этого было «важно, чтобы эта администрация предприняла первые шаги в направлении прекращения изоляции материкового Китая от мирового сообщества». Он видел впереди мир из «пяти великих сверхдержав (Соединенные Штаты, Западная Европа, Япония, Советский Союз и Китай), взаимоотношения между которыми станут определять структуру мирной ситуации нашего времени. Чжоу отверг термин «сверхдержава». Китай ни за что не станет играть в такие игры. Это было верно и разумно; Китаю мы были нужны как раз в силу того, что у него не было сил для того, чтобы одному составлять баланс Советскому Союзу.

Чжоу и я по молчаливому согласию не поднимали спорные вопросы на всю катушку. Тайвань был упомянут только коротко во время первого заседания. Больше времени было отведено моему объяснению нашей политики в Индокитае, акцент был сделан при этом на секретные переговоры с Ле Дык Тхо, которые, как представлялось, в какой-то непродолжительный момент продемонстрировали вероятность прорыва. (Мы должны были собраться на следующую встречу с Ле Дык Тхо всего лишь через несколько дней.) В то время как Советы выставляли напоказ свою информированность об этих секретных переговорах, Чжоу клялся, что ничего о них не знал. Он ограничился несколькими уточняющими вопросами. Это был хороший способ избежать необходимости определяться с выбором позиции. Наш первый день переговоров завершился в 23.20, и мы ничего не урегулировали и даже не обсудили вопрос, требовавший своего разрешения.