Годы в Белом доме. Том 2

Реакция в масштабах страны, когда прогресс стал известен позже в конце октября и когда соглашение было подписано в январе 1973 года, была поистине реакцией наступившего облегчения и первых признаков движения к национальному примирению. Были, однако, и печальные нотки, хотя они не могли заглушить удовлетворение, которое могла ощущать страна по завершении вывода наших войск из Вьетнама. Кое-кто утверждал, что мы урегулировали вопрос в 1972 году на условиях, доступных в 1969 году. Даже минимальное знакомство с документами не дает никаких оснований для таких утверждений. Никогда до 8 октября 1972 года Ханой не соглашался отказаться от неприемлемого требования о создании коалиционного правительства. (Он отошел от своего настойчивого требования относительно свержения южновьетнамского правительства за несколько недель до этого.) Существование южновьетнамской армии, продолжающаяся американская военная и экономическая помощь Сайгону, вывод войск из Лаоса и Камбоджи, прекращение огня в Лаосе и несколько других крупных уступок возникли только во время переговоров, начавшихся 8 октября.

Совершенно неправильно, когда говорят, что мы старались только получить «приличный промежуток времени» до окончательного краха Сайгона. Все те из нас, кто вел переговоры о соглашении от 12 октября, были убеждены в том, что мы оправдали страдания десятилетия не получением «приличного промежутка времени», а приличным урегулированием. Мы обоснованно считали, что Сайгон, щедро вооруженный и поддержанный Соединенными Штатами, будет в состоянии справиться с умеренными нарушениями соглашений, что Соединенные Штаты приготовятся к реализации соглашения и воспротивятся крупным нарушениям, что Ханой может соблазниться также экономической помощью и выберет восстановление севера, если захват юга будет ему не по силам, что мы сможем использовать наши отношения с Москвой и Пекином в дополнение ко всему для того, чтобы стимулировать сдержанность Ханоя, и что с нашей помощью южновьетнамское правительство будет развиваться в безопасности и процветании в течение того периода, который дало это соглашение, и будет эффективно соревноваться в политической борьбе, в которой без всяких сомнений большинство населения было лояльно ему. Не исключено, вьетнамские стороны могли бы даже выработать мирное временное соглашение, своего рода модус вивенди.

Мы не могли знать, что вскоре Уотергейт сведет на нет большую часть этих допущений. В блаженном неведении относительно будущего мы приземлились в Вашингтоне, будучи почти вне себя от счастья, что привезли домой и мир, и достоинство.

XIII Беспокойная дорога к миру

После нашего возвращения в Вашингтон 12 октября Хэйг и я немедленно отправились в убежище Никсона в здании исполнительного управления.

Это были двухкомнатные апартаменты. В приемном кабинете стоял круглый стол и несколько стульев; его стены были покрыты оригиналами комиксов, в которых Никсон был главным персонажем. Не было ни стола, ни секретаря. Я никогда не бывал во внутреннем помещении ни с какими целями. Никого не приглашали в убежище, если не было личной команды президента, переданной самим Никсоном или Холдеманом, поэтому не было нужды в приемной. Кабинет Никсона представлял собой продолговатую комнату с камином в ее дальнем конце. Ее окна открывались на веранду, выходящую на Западную исполнительную авеню, узкую улочку, отделяющую Белый дом от здания исполнительного управления. Жалюзи почти всегда были закрыты. Никсону нравились его рабочие кабинеты, создающие атмосферу кокона. Перед окном стоял огромный стол, а в углу рядом с ним находились кресло и диванчик, стоявшие друг против друга. Справа от стола, когда смотришь на него, стояли низенький столик и ряд деревянных стульев с подлокотниками.

Никсон обычно сидел в мягком кресле с ногами на подставке, даже когда он работал. Его помощники сидели на деревянных стульях. Им становилось неудобно, когда встреча затягивалась, как это частенько бывало, если президент был настроен поразмышлять.

Но этого совсем не было 12 октября. Демонстрируя безразличие, Никсон попросил Хэйга и меня отчитаться. Будучи в состоянии некоторого ликования, я сказал ему, что все выглядело так, будто мы достигли все три из наших главных целей на 1972 год – первые две были поездками на встречи в Пекин и Москву на высшем уровне. Затем я углубился в условия вьетнамского соглашения в мельчайших подробностях, объясняя отличия между нашими собственными январским и майским предложениями, сказав, что почти все было в нашу пользу. Главным предметом озабоченности Никсона была реакция Нгуен Ван Тхиеу. Я был – наивно – оптимистичен, поскольку мы добились больше того, что мы совместно предлагали в течение ряда лет. Никсон вспоминает, что Хэйг был озабочен[133]. У меня не было таких воспоминаний. Но это не имело никакого значения, поскольку Хэйг активно поддержал это соглашение.