«Рискуя показаться повторяющимся, он [Нгуен Ван Тхиеу] должен предпринять максимум усилий по захвату как можно большей территории. Это особенно реально в отношении ключевых населенных районов в рамках действия III корпуса, окружающего Сайгон (ВО 3).
На данный момент не вижу никакой возможности сократить время наступления прекращения огня короче, чем две недели. Таким образом, с учетом того, что нет никаких причин для паники, остается очень мало времени для затягивания дел со стороны командующих АРВ».
На следующий день за ней последовала более длинная телеграмма, в которой обобщалось реальное положение дел и делались следующие выводы:
«Мое мнение на данный момент таково: они, как представляется, готовы принять прекращение огня с сохранением занятых позиций в ближайшем будущем. Это, разумеется, подтверждается войсковой разведкой, и именно в силу этого невозможно переоценить важность доведения до Нгуен Ван Тхиеу следующего:
1) необходимости вернуть как можно больше территории и
2) необходимости большей гибкости в политическом плане.
Мы, конечно, намерены держаться твердо в политической области. Но по тактическим причинам мы наверняка будем должны обсуждать некоторые обязательства в этой области».
Второй аспект был в значительной степени коварный; задача состояла в том, чтобы привлечь внимание Нгуен Ван Тхиеу к политическим положениям, в которых, как я знал, мы получали большую часть того, что запрашивали. Для усиления озабоченности Тхиеу в отношении политических положений я направил Банкеру «директивный» документ, переданный Ле Дык Тхо нам 9 октября и с тех пор похороненный. Это был не самый лучший способ действий, да он и не сработал, хотя и совершенно по иным причинам.
Я пока не решил еще направлять полный текст нашего соглашения Нгуен Ван Тхиеу по соображениям безопасности, из-за нашего растущего недоверия к его окружению, потому что мы считали (и правильно), что возможны дальнейшие улучшения, но более всего потому, что я предполагал, что он будет доволен исходом, и потому не было необходимости втягивать его в детали, прежде чем мы сами разобрались с собственным планом действий. Хэйг и я считали на самом деле, что Нгуен Ван Тхиеу будет так рад нашему успеху в отказе от идеи о коалиционном правительстве, что его согласие с прекращением огня при сохранении занимаемых позиций, – которое он, в конце концов, одобрял два года, – стало бы чистой формальностью. Самым большим препятствием, на наш взгляд, сделались бы возмутитель спокойствия Хоанг Дык Ня и педант Нгуен Пху Дык, которые принялись бы до смерти мелочно придираться к соглашению и так и не поняли бы, что оно представляло собой самый лучший компромисс из возможных. Джон Негропонте намного больше волновался по поводу реакции Нгуен Ван Тхиеу. Он оказался бо́льшим провидцем, чем все мы вместе взятые.
10 октября Джордж Макговерн выдвинул свою мирную программу для Вьетнама. В ней от Ханоя требовалось намного меньше того, что тот нам уже уступил. Но уже широкое большинство умеренных американских критиков утратили какую-либо надежду на выполнение условий разных наших мирных предложений. Мы везли домой документ, который оправдает молитвы тех, кто терпеливо следовал этим курсом в поддержке правительства, и тем самым покончит с размыванием доверия, которым отличалось последнее десятилетие. Наши оппоненты могли объединиться в поддержке его, потому что он добился наконец-то цели достижения мира, к которой они стремились самоотверженно. Таким образом, мы надеялись, что не менее значимым результатом окажется спасение духа единства и примирения во время национального испытания. Мы бы смогли залечить наши раны, нанесенные войной.