Много времени ушло на Лаос и Камбоджу. Было три вопроса, которые нельзя было разрешить в течение нескольких недель: в какой правовой форме выразить любые принимаемые обязательства; статус иностранных войск, включая северовьетнамские; как там установить прекращение огня. Первый вопрос возник потому, что Ле Дык Тхо заявил, что нельзя включать внутренние лаосские и камбоджийские дела во вьетнамский мирный договор. Мы урегулировали это путем отражения нашего понимания в разных письменных документах. Ле Дык Тхо согласился, что вывод иностранных войск из Камбоджи и Лаоса
Главной причиной разногласий стали предполагаемые 30 тысяч гражданских пленных в южновьетнамских тюрьмах, из которых примерно 10 тысяч были вьетконговские кадры, остальные – уголовники. Проект Ле Дык Тхо от 8 октября предусматривал, что они будут выпущены на свободу вместе со всеми военнопленными. Я не видел никакой возможности в том, чтобы Сайгон освобождал костяк вьетконговских партизан. Я предложил оставить этот вопрос на усмотрение двух южновьетнамских сторон, которые «сделают все возможное» для его урегулирования. Ле Дык Тхо возражал, и вполне мог это делать, поскольку фактически все заключенные южновьетнамские коммунисты оставались бы в тюрьмах Сайгона. Это, несомненно, был чувствительный момент для его вьетконговских союзников. И, тем не менее, это было совершенно неприемлемо для нас – позволить поставить освобождение американских военнопленных в зависимость от нашей способности убедить Нгуен Ван Тхиеу освободить заключенных вьетконговцев. Неделю спустя северные вьетнамцы сняли свое требование – пример важной уступки, которой мы добились, сделав быстрый вывод о том, что все соглашение зависело от нее.
В итоге Ле Дык Тхо и я согласились включить в соглашение общее заявление, отражающее положение, которое было впервые предложено президентом Джонсоном в 1965 году и повторено Никсоном недвусмысленно 25 января и 8 мая 1972 года: что после войны Америка внесет свой вклад в экономическое восстановление Индокитая, чтобы «залечить нанесенные войной раны», как в документе было зафиксировано в несколько более поэтичной форме. Я дал понять, что мы сделаем это в наших собственных интересах, по гуманитарным соображениям и для увеличения перспектив улучшения двусторонних отношений между нашими странами (и, в свою очередь, чтобы дать Ханою более весомый стимул соблюдать соглашение). Но мы отвергли как тогда, так и сейчас любой принцип вины или репараций; я также дал понять, что конгресс должен еще все это одобрить.
Прошли бесконечные дискуссии технического порядка по вопросам, включая механизм международного контроля и участников международной мирной конференции. Но, наконец, в два часа ночи уже 12 октября – после безостановочных переговоров в течение 16 часов и в общей сложности 22 часов из последних 30 часов – Ле Дык Тхо и я были готовы заявить об окончании переговоров. Мы урегулировали все принципиальные вьетнамские вопросы, за исключением формулировки относительно права Соединенных Штатов заменить военное оборудование для южновьетнамской армии и вопроса о гражданских лицах, задержанных Сайгоном. Нам по-прежнему еще нужно было сформулировать более четкое обязательство в отношении прекращения огня в Лаосе и Камбодже. Но мы так много сделали, что завершение было теперь неизбежно. Мы были обречены на успех, даже если для этого потребуется время. Я пошутил, – довольно прозорливо, – что переговоры могли привести самое меньшее к объединению всех вьетнамских сторон в их противостоянии мне одному.