Годы в Белом доме. Том 2

Были две принципиальные причины для нашего немногословного отчета. В Белом доме не оставалось ни одного специалиста по Вьетнаму, который мог бы проанализировать разные условия для президента. Члены аппарата СНБ, которые обычно это делали, все были со мной. Президент слишком сильно не доверял Государственному департаменту, чтобы советоваться с ним; госдеповские вьетнамисты, в любом случае, не были информированы о состоянии дел. Более того, те, кого президент встречал чаще всего в эти завершающие периоды избирательной кампании, были «экспертами» по связям с общественностью и политтехнологами, которые испытывали бы большое искушение воспользоваться переговорами для достижения краткосрочных целей. Мы с Хэйгом знали, что Никсон мог бы показать особенно заинтересовавшую его телеграмму любому, кто окажется в тот момент в его кабинете. Если этим человеком был бы Чарльз Колсон, – с которым он проводил все больше времени, – нельзя было предугадать, что произойдет[132]. Я особенно беспокоился, потому что Джордж Макговерн собирался объявить свою вьетнамскую программу в течение ближайших суток, вечером 10 октября. Он явно собирался предложить Ханою намного больше, чем тот сам требовал. Я не считал желательным выкладывать перед политическими советниками Никсона искушение и подвергать риску четыре года переговоров ради моментального заголовка, который выставит на посмешище Макговерна. В любом случае, я был уверен, что в быстро меняющейся тактической ситуации действую точно в рамках президентских указаний (особенно тех, что были сделаны во время нашего разговора 4 октября). Проект от 8 октября был намного более благоприятным для нас, чем тот, что Хэйг отвозил Нгуен Ван Тхиеу, с одобрения Никсона, менее чем за неделю до этого. И не было необходимости в решениях от Никсона на данный момент.

Для того чтобы избежать недоразумений в Ханое, я сказал Ле Дык Тхо, что все наши переговоры были «впредь до последующего утверждения», до одобрения президентом. А для того чтобы предотвратить обеспокоенность в Вашингтоне, я направил президенту личную телеграмму:

«Переговоры в течение этого раунда были настолько сложны и чувствительны, что мы были не в состоянии доложить об их содержании в деталях, опасаясь угрозы их срыва. Мы знаем точно, что делаем, и точно так же, как мы не подводили Вас в прошлом, не сделаем этого сейчас. По возвращении и после моего личного отчета перед Вами важно, чтобы ничто не было сказано в ответ Макговерну или в любом другом контексте, что могло бы оказать воздействие на нынешние переговоры».

Я добавил постскриптум только лично для Холдемана: «Пожалуйста, держите все на контроле. Я понимаю все неопределенности там у вас, однако излишняя нервозность может только нанести ущерб здесь у нас».

Немногие президенты согласились бы с таким ходом дел. Но сводящее с ума поведение Никсона в спокойные времена менялось на почти героическое, когда на повестке дня стоял действительно серьезный вопрос. Никсон и должен был нервничать, никто не смог бы оставаться спокойным в его ситуации. Но в этот критический момент он был готов доверить находившемуся за тысячи километров советнику исход конфликта, разделившего нацию и угрожавшего его власти как президента. Нужны были необыкновенные усилия, чтобы не попытаться повлиять на переговоры, которые могли бы оказать решающее влияние на выборы и которые, несомненно, определят, будет ли его второй срок президентства спокойным или кризисным. Таким был внутренний контроль Никсона, что он воздерживался даже от проявления естественного человеческого любопытства в виде телефонного звонка.

Две делегации собрались вновь во вторник 10 октября в 16.00 в Жиф-сюр-Иветт. Ночью я передал Ле Дык Тхо послание с перечислением наших требований по безопасности, а также по Лаосу и Камбодже. Это было предназначено для того, чтобы надавить на него и заставить быть максимально покладистым в этих областях, когда он станет представлять свой встречный проект. Ле Дык Тхо ворчал, что они «осложняют» дела и что я оказываю «прессинг» – как будто такие действия были незнакомы нежным сердцам людей из Ханоя. Но затем мы перешли к делу, и за время шестичасового заседания начали кропотливый процесс сравнения двух проектов, примирения позиций сторон, откладывания на время в сторону неразрешимых вопросов и старта переговоров по отдельным письменным пониманиям по таким темам, как Лаос, которые не вписывались во вьетнамское мирное соглашение.