Это мне представлялось самым главным, когда я шел по парижским улицам тем судьбоносным вечером. У нас был моральный долг перед нашими союзниками в Сайгоне не торговаться судьбой миллионов людей, которые поверили нам на слово. Но мы не брали на себя обязательства перед ними гарантировать им полную победу, которую они сами были не в состоянии добыть, достижение которой требовало бессрочного обязательства, распространявшегося на много лет вперед, от чего мы открыто отказывались последние три года. Мы отправили миллионы американцев и миллиарды долларов в виде материалов и оборудования в Южный Вьетнам и обескровили наше общество за десять лет. Мы выиграли время, укрепляя способность Южного Вьетнама защищаться. Но в итоге у нас точно так же есть моральное обязательство перед собственным народом: не продлевать его раскол сверх меры, определяемой честью и нашим интернациональным долгом, окончить войну таким образом, который будет скорее излечивать, чем разделять народ. Для этого важной была скорость, пока возможность не увязла в болоте наших внутренних подозрений. Если бы мы смогли договориться об урегулировании, которое никто не считал возможным, добившись выполнения основных условий, которые мы выдвигали на протяжении ряда лет, наконец-то появился бы шанс примирения всей нашей страны. «Голуби» могли бы возрадоваться окончанию войны. «Ястребы» стали бы гордиться тем, что было сохранено достоинство Америки. Действуя решительно, мы могли бы закончить войну таким образом, который давал бы какой-то смысл принесенным жертвам: скорее как проявление нашей собственной воли, а не исчерпания бесконечных разногласий. И в этом плане я внес бы свою часть выплат в счет долга, который у меня есть перед страной, приютившей и спасшей мою семью и меня самого от преследований, ненависти и тирании.
В силу всех этих мотивов я выбрал второй вариант действий – принять план Ле Дык Тхо в принципе и немедленно приступить к переговорам с целью его дальнейшего улучшения. Я знал, что в решающий момент Никсон поддержит меня. Он не станет отказываться от урегулирования из соображений президентских выборов. Он понял бы, что рискует большим, заняв выжидательную позицию, чем действуя. Холдеман, несомненно, стал бы ратовать за отсрочку с тем, чтобы не возбуждать консерваторов. Но, за исключением того факта, что у нас на самом деле не было этого выбора, Никсон раньше никогда не прислушивался к таким доводам по таким важным вопросам, как Вьетнам, и он не станет этого делать сейчас. Александр Хэйг согласился, когда я обсудил мои умозаключения с ним после возвращения в особняк посольства. Как и я, он был потрясен случившимся и той мыслью, что наши военные круги наконец-то с честью выйдут из этого несчастного и неоднозначного конфликта. Исходя из того, что можно вести переговоры по совершенствованию плана, в котором все еще была необходимость, и чего можно было бы, как я был уверен, добиться, он не считал возможным заполучить еще лучшие условия в сроки короче, чем один и даже более года, продолжая интенсивные бомбардировки и имея болезненные потрясения у нас в стране.
Хорошо за полночь я отправил шифровку Холдеману: «Скажите президенту, что был достигнут некоторый определенный прогресс на сегодняшнем первом заседании и что он может рассчитывать с определенной долей уверенности на то, что исход будет позитивным». Не вдаваясь в детали, я дал возможность Никсону положить конец переговорам или попросить дополнительную информацию, если отсрочка является тем, что он хочет иметь. Как я и ожидал, ответа не последовало. Одновременно короткое послание было направлено Эллсуорту Банкеру, чтобы предупредить Нгуен Ван Тхиеу о том, что «другая сторона может выложить предложение о прекращении огня в ходе этих встреч», и поэтому было «важно, чтобы Тхиеу дал указание своим командующим действовать активнее и захватить максимальное количество важной территории». Банкер, как это становилось уже обычным делом, не был в состоянии передать это послание, потому что Нгуен Ван Тхиеу был недоступен. Тхиеу отправился кататься на водных лыжах 8 октября, наступил на гвоздь, ему была сделана прививка от столбняка, и он находился в постели с высокой температурой – или, во всяком случае, так утверждал Хоанг Дык Ня. Банкер отметил, однако, что Тхиеу сказал ему 6 октября о том, что его командующие корпусами получили уже приказы захватить территорию.