Годы в Белом доме. Том 2

Но участники переговоров не должны выдавать свои эмоции; они становятся оружием в руках другой стороны. Когда мы возобновили работу, все, что я мог сказать, по тактическим причинам на тот момент почти ликующей надежды свелось к следующему: «Я, конечно, не имел возможности изучить ваш документ. Из вашего выступления я считаю, что вы открыли важную новую главу в наших переговорах, ту главу, которая может привести нас к скорому заключению». Я предупредил Ле Дык Тхо о том, что все, что было обсуждено на переговорах, должно быть одобрено сперва президентом Никсоном, а потом Сайгоном. Только тогда мы сможем говорить о моем визите в Ханой, на котором он настаивал. Самой ранней датой для этого могло бы стать 20 октября. Я попросил согласия на то, чтобы мы провели вечер и утро завтрашнего дня за изучением документа и встретились снова в 14.00 в понедельник, 9 октября. Ле Дык Тхо согласился. Я поужинал с другом. Я вернулся в здание посольства и дал указания Уинстону Лорду и Джону Негропонте переработать документ Ле Дык Тхо, ослабить политические положения еще больше, усилить наше право на оказание помощи Южному Вьетнаму, ужесточить положения против проникновения с использованием лексики из более ранних американских предложений, настаивая на северовьетнамском уходе из Лаоса и Камбоджи.

После этого я бродил один по улицам Парижа, вдоль левого берега Сены до собора Парижской Богоматери. Я пересек реку около часовни Сент-Шапель, повернул за Лувром и прошел по площади Согласия в резиденцию посла. Нет такого города, в котором прошлое и настоящее находятся в такой гармонии, как в Париже. Какие-то города древнее, но менее соотносимы с современной реальностью; другие более ощеломляюще современны, но не могут вызвать ощущения преемственности. В Париже история легко уживается с современным миром; она вдохновляет, но не подавляет. Левый берег напоминает о человеческом измерении происхождения Парижа; собор Парижской Богоматери дышит верой, которая позволила крестьянскому обществу воздвигнуть храмы до масштабов своего представления о Боге и своего понимания вечного. И Париж XIX века показывает, как природу можно заставить служить искусству (даже несмотря на то, что цель строительства широких проспектов была сугубо утилитарной – расчистить широкое пространство для огня против восставших подданных и осложнить желание парижан строить баррикады). Все эти виды Парижа, мимо которых я проходил по его улицам, затерялись в воспоминаниях. Мы стояли в пределах видимости от захватывающей цели; многое будет зависеть от того, что я порекомендую и сам сделаю в течение следующих нескольких дней.

У меня было три варианта на выбор. Я мог отклонить план Ле Дык Тхо как недостаточный. Я мог принять его в принципе и провести переговоры по его совершенствованию. Я мог тянуть время, наверное, вернувшись в Вашингтон для консультаций.

Я решил продолжить работу. На протяжении ряда лет мы определяли наши условия очень четко: мы не станем свергать союзное правительство прямо или косвенно; мы хотим прекращения боевых действий во всем Индокитае; мы будем настаивать на возвращении наших пленных и отчета о пропавших без вести. Мы хотели, чтобы Северный Вьетнам вывел все свои войска из соседних стран. Мы требовали прекращения проникновения в Южный Вьетнам. Проект соглашения Ле Дык Тхо соответствовал всем этим условиям; он фактически принимал все то, что мы выдвигали 31 мая 1971 года и 8 мая 1972 года. И действительно, политические положения нового предложения были намного лучше для нас, чем то, что Никсон предлагал 25 января 1972 года. Общие выборы, предусмотренные планом Ле Дык Тхо, были настолько расплывчатыми, чтобы быть недостижимыми на практике (если сравнивать с нашим предложением о президентских выборах в течение полугодового срока и отставки Нгуен Ван Тхиеу за два месяца до них). «Администрация национального согласия» имела меньше полномочий, чем даже совместная избирательная комиссия, на которой мы настаивали на протяжении более трех лет, потому что не было согласованных выборов, над которыми следовало осуществлять контроль. И я был уверен в том, что во время ускоренных переговоров мы бы смогли размыть политические условия даже еще больше.