«А это то, что вы сами предлагали, то же самое предложение. …Так, наше предложение показало нашу добрую волю, наше действительное желание скорее закончить войну. И это то же самое предложение, сделанное самим президентом Никсоном, – прекращение огня, освобождение пленных и вывод войск. …Что касается внутренних политических и военных вопросов Южного Вьетнама, то мы согласны в принципе, а южновьетнамские стороны примут свое решение. …Мы делаем это, имея в виду уменьшение острых вопросов. Так, наша цель заключается в том, чтобы выполнить то, что вы предлагали ранее: прекращение огня и прекращение враждебных действий, вывод войск, освобождение пленных. …И это ваше предложение, и мы выполняем его с большой доброй волей, с тем, чтобы прекратить войну. …В силу того, что это новое предложение является точно тем, что было предложено лично президентом Никсоном: прекращение огня, прекращение войны, освобождение пленных и вывод войск. …и мы предлагаем ряд принципов по урегулированию политических проблем. Вы это также предлагали. И мы оставим на усмотрение южновьетнамских сторон урегулирование этих вопросов…»
Так и случилось. Ханой в итоге разделил военные и политические вопросы, на чем я настаивал почти четыре года до этого, как самый лучший способ урегулирования. Он принял предложение Никсона от 8 мая и признал, что южновьетнамское правительство не должно быть свергнуто в качестве платы за прекращение огня. Проигнорировав наше предложение о президентских выборах, Ханой даже убрал требование о необходимости временного ухода Нгуен Ван Тхиеу перед выборами. Было снято и требование о коалиционном правительстве; урегулирование вопроса о политической структуре Южного Вьетнама было оставлено на усмотрение самих вьетнамцев.
На протяжении почти четырех лет мы так стремились к наступлению этого дня, а когда он наступил, все было не так значительно, как мы представляли себе. Выражением мира стал монотонный голос стареющего революционера, упаковавшего конец десятилетия кровопролития в некие юридические двусмысленности.
Я и мои коллеги сразу же поняли значение услышанного. Во время немедленно запрошенного мной перерыва Лорд и я пожали руки и сказали друг другу: «Мы сделали это». Хэйг, работавший во Вьетнаме, объявил в волнении о том, что мы спасли честь военных, которые служили, умирали и страдали там. В документе Ле Дык Тхо, несомненно, по-прежнему содержались неприемлемые элементы. И другие мои коллеги, особенно Джон Негропонте, сосредоточили внимание на них во время получасового перерыва после того, как наш партнер по переговорам закончил свое выступление. Но я понимал, что главное в нем это прекращение огня, вывод американских войск, освобождение пленных, плюс отказ от дальнейшего проникновения с севера – основополагающая программа, которую мы предлагали и на которой мы настаивали как на весьма важной с мая 1971 года.
Меня часто спрашивают о самом волнующем моменте в моей работе на государственной службе. Я принимал участие во многих впечатляющих событиях; я жил среди сильных мира сего; я видел много помпезного и церемониального. Но моментом, который тронул меня глубже всего, должно быть, стал именно тот холодный осенний день после обеда в воскресенье, когда тени опускались на спокойный французский пейзаж, и на большую тихую комнату, увешанную абстрактными картинами, освещенную только у обитого зеленым сукном стола, по обе стороны которого напротив друг друга сидели две делегации. Наконец-то, как подумали мы, настанет конец кровопролитию в Индокитае. Мы стояли на пороге того, к чему так долго стремились, мира, который не ронял нашей чести и наших международных обязательств. И мы будем в состоянии начать залечивать раны, которые война нанесла нашему обществу.