Годы в Белом доме. Том 2

«Г-н специальный советник, я высоко оцениваю ваши высказывания. Я на сегодняшний день лично участвовал в переговорах по проблемам Вьетнама с 1967 года, а со специальным советником – с 1969 года. У нас были очень трудные периоды, но мы преодолели их, потому что оба поняли, как поняли наши народы, что мир представляет собой самую главную цель, которой следовало добиваться. Как я сказал вам вчера, наши две страны в нескольких случаях достигали перемирия друг с другом, но на этот раз мы должны достичь постоянного мира.

Но поскольку мы движемся от вражды к дружбе, мы должны помнить, что было много страданий пережито с обеих сторон и что мы обязаны тем, кто страдал, мы никаким конкретным образом не характеризуем эту войну и что никто из нас не заявляет о победе или поражении.

Настоящей победой для обеих сторон, разумеется, будут теперь долгосрочные отношения, которые мы сможем установить друг с другом. Когда мои коллеги и я приедем в Ханой, мы приедем отдать дань уважения героическому народу Северного Вьетнама и начать новую эру в наших отношениях».

Это был настрой, который мы повезли обратно в Вашингтон. Лорд и Дэвид Энгель (наш способный переводчик) оставались, чтобы удостовериться в том, что северные вьетнамцы и мы работали с одинаковыми текстами, и уточнить некоторые моменты технического порядка. После нашего только что завершившегося марафона, имея в среднем всего три часа на сон за ночь в течение четырех дней, они должны будут 10 часов подряд в наступающую вторую половину дня и вечер потратить на кропотливую тщательную проработку технических и лингвистических вопросов. Остальная часть нашей группы во время обратной поездки находились в состоянии между эйфорией и изнеможением.

Я ничего не слышал от Никсона во время всего этого периода, хотя мои телеграммы оставляли мало сомнений в том, что мы приближаемся к концу. По завершении заседания 11 октября я послал еще одну шифровку, указывающую на неизбежность прорыва: «Прошу передать следующее сообщение Холдеману для президента: мы решили остаться еще на один день в расчете на то, что добьемся крупного прорыва. Так или иначе, мы возвратимся завтра во второй половине дня. По моему мнению, мы довольно близко к прорыву, чтобы рискнуть и остаться еще на один день здесь». Немедленно по возвращении после 16-часового заседания на переговорах я направил еще одно послание Холдеману, в котором не было ничего, что проливало бы свет на ситуацию: «Только что закончили чрезвычайно долгое заседание здесь. Важно, что у меня будет масса времени с президентом завтра для детального обзора ситуации, поскольку сейчас потребуется внимательный план действий». Холдеман ответил, что президент находится в поездке в рамках избирательной кампании, и что поэтому мне не следует приезжать до 17.00, после чего Никсон пожелал отужинать с Хэйгом и мной.

Мы не были более откровенными с Сайгоном, кроме того, что подчеркнули растущую срочность вероятности прекращения огня. Довольно неискренне, но я хотел создать у Нгуен Ван Тхиеу впечатление, что Ханой настаивал на большем количестве политических требований, чем это было на самом деле, чтобы получить больше похвалы за крах позиции Ханоя, когда показал Тхиеу окончательное соглашение, и увеличить его стимул к принятию его. Тхиеу не питал никаких сомнений в отношении неизбежности прекращения огня, даже если он еще и не ведал о выхолощенных политических условиях, которыми оно будет сопровождаться.

11 октября я телеграфировал Банкеру: