Годы в Белом доме. Том 2

Я начал с изложения нашей стратегии. Наши вьетнамские усилия, как я утверждал, предпринимаются небольшой группой людей на фоне внутреннего давления, направленного на прекращение нашего участия в обмен только на возвращение американских пленных. Этот прессинг становился бы безудержным, если бы посчитали, что мы уходим с разумной переговорной позиции, особенно тогда, когда эта позиция представляет собой именно ту, которую мы сами и выдвинули. Я признал, что в этом плане имеет место отличие между императивами Нгуен Ван Тхиеу и нашими собственными. Он должен продемонстрировать своему народу, что занимает твердую позицию; мы должны продемонстрировать, что занимаем гибкую позицию. Я подчеркнул, что нашу озабоченность вызывает не тот факт, что до наших выборов остается две недели, а те месяцы, которые за ними последуют. Дополнительные расходы на военное наращивание после наступления, – уже составившие сумму в 4,1 млрд долларов, – должны быть представлены в конгресс в январе. Это даст удобный повод для сокращения нашей поддержки. На протяжении двух лет мы выдвигали четко определенный набор предложений с согласия Сайгона; именно они были приняты Ханоем. Даже наши сторонники в конгрессе никогда не смогут нас понять, если мы станем тянуть резину. Это настоящий крайний срок, к которому мы стремились. Забыв предложение о «козырной карте», которую предлагал использовать Никсон, я потратил час на анализ всего проекта, показав, как в разделе о прекращении огня он отвечал всем предложениям, которые мы выдвигали, а в его политических положениях условия были намного лучше, чем выдвигавшиеся открыто или в ходе секретных переговоров. Я завершил свое выступление тем, что считал центральным вопросом:

«Мы сражались вместе в течение восьми лет и больше. Вы принесли большие жертвы, и мы тоже. И теперь, если сможем вместе добиться мира, мы сможем оправдать все наши страдания и вместе построить такую структуру во Вьетнаме, ради которой так много выстрадали. Именно в таком духе президент просил меня поговорить с вами, и я прибыл к вам как друг для того, чтобы справиться с общей проблемой, чтобы мы могли продолжать нашу дружбу и продолжать наше сотрудничество».

Нгуен Ван Тхиеу оказался весьма стойким по отношению к красноречию иностранцев, как и Ле Дык Тхо в течение предыдущих трех лет в Париже, – или я просто переоценил свою способность убеждать. Он избрал тактику, которую я должен был вспомнить по его предыдущим контактам с Хэйгом и со мной. Он задал ряд умных вопросов, ни один из которых не касался сути соглашения. Тхиеу хотел знать, до какой степени, на мой взгляд, условия совпадают с предложением от 8 мая; условия подписания соглашения; когда международный контрольный механизм приступит к работе; какой график я бы рекомендовал, – все это предполагало, что, если ответы будут удовлетворительными, то он даст согласие. Неожиданно он спросил, нужно ли соглашение для переизбрания Никсона. Я ответил, прочитав написанную от руки Никсоном запись, которую передали мне в самолете, когда я покидал Вашингтон.

Мы договорились возобновить обсуждение с его полным составом СНБ на следующее утро. Еще одна встреча была запланирована на вторую половину дня с участием Тхиеу, Абрамса, генерала Као Ван Вьена (председателя южновьетнамского объединенного Генерального штаба) и меня для того, чтобы обсудить дополнительные военные поставки, предусматривавшиеся программой «Повышение плюс». Мои коллеги, Банкер и я на этот момент были полны оптимизма. Вопросы Нгуен Ван Тхиеу и его желание обсуждать «Повышение плюс» предполагали, что он движется в сторону урегулирования. Я отправил доклад Никсону, в котором изложил перспективы с большей осторожностью, чем мы все чувствовали на самом деле. Любой наполовину опытный эмиссар пообещает меньше, чем собирается отдать; это уменьшит разочарование в случае неожиданного провала; это – давайте будем честными – повысит его достижение в случае успеха. В сообщение говорилось следующее: