Примерно в полночь, когда я уже был дома, Никсон позвонил из спальни Линкольна, где он был полон дум в одиночестве. Он интересовался, понравится ли прессе то, что было проделано; а может быть, и нет. Но не это было на самом деле у него на уме. Он сказал, что знал: каждый раз успех приносит ужасное разочарование. Я не должен допускать такое по отношению к себе. Я не должен падать духом. Впереди предстоит еще много сражений; я не должен давать слабину. На самом деле я не был ни разочарован, ни падал духом. Слушая его, я мог себе представить такую сцену: Никсон сидит в одиночестве, устроившись глубоко в кресле коричневого плюша, ноги на подставочке перед его креслом, темноту рассеивает небольшая лампа для чтения, а дрова в камине отбрасывают тени на стене комнаты. Из динамиков раздается романтическая классическая музыка, возможно, Чайковский. Он говорил со мной, но фактически обращался сам к себе.
Какие необычные способы судьба выбирает для выполнения своего плана. Этот человек, такой одинокий в час триумфа, такой непрезентабельный в некоторых своих мотивациях, вел нашу страну через один из самых тревожных периодов в нашей истории. По натуре несмелый, он пытался заставить себя совершать поступки редкой смелости. Обычно неуживчивый с другими человек, он заставил себя объединить свой народ перед лицом стоящей проблемы. Он стремился совершить революцию в американской внешней политике, чтобы она преодолела катастрофические колебания между излишней вовлеченностью и изоляцией. Ненавидимый своим истеблишментом, двойственный в своих человеческих восприятиях, он все еще неуклонно верил в чувство национальной чести и ответственности, будучи полным решимости доказать, что самая сильная свободная страна не имеет права уклоняться от возложенного на нее. Что бы случилось, если бы истеблишмент, политическая элита Америки, в отношении которой он занимал такую неоднозначную позицию, проявила к нему какую-то любовь? Удалился бы он еще глубже в дикую природу своего недовольства или проявление благосклонности освободило бы его? Теперь это уже не имело значения. Спрятавшись в кокон своего неприступного одиночества, в конце периода мучительной разобщенности, он, вместе с тем, видел перед собой большие надежды, на стремление к чему немногие государственные деятели получали божье благословение. Он мог представить себе новый международный порядок, который уменьшил бы затяжную вражду, усилил бы дружественные отношения и дал бы новые надежды новым государствам. Это была достойная цель для Америки и человечества. Он был одинок в моменты триумфа на своей вершине, которая вскоре превратится в край пропасти. И, тем не менее, при всей его незащищенности и недостатках он привел нас огромным усилием воли к исключительному моменту, когда мечтания и возможности совпадают.
Эти мысли пронеслись в моей голове в тот вечер, после того как в конце концов я парафировал Парижское соглашение об окончании войны и восстановлении мира во Вьетнаме. И я был в ладу с самим собой, не испытывая ни восторга, ни печали.
Примечания
1
Предложение от 31 мая, каким я зачитал его Суан Тхюи, выглядело следующим образом:Первое, мы готовы определить окончательную дату вывода всех наших войск из Южного Вьетнама. Мы, как я уже указывал ранее, организуем примерно такой же график для вывода других союзнических войск.
Второе, вьетнамцы и другие народы Индокитая должны обсудить между собой способ, по которому другие внешние силы уйдут из стран Индокитая.
Третье, должно быть осуществлено прекращение огня без отхода с занимаемых позиций по всему Индокитаю, которое вступит в силу, когда начнутся выводы США в соответствии с окончательно согласованным графиком.
Четвертое, как составная часть прекращения огня должна быть прекращена дальнейшая инфильтрация внешних сил в страны Индокитая.
Пятое, должен быть установлен международный контроль над прекращением огня и выполнением его положений.
Шестое, обе стороны должны возобновить свое обязательство уважать Женевские соглашения 1954 и 1962 годов, уважать нейтралитет, территориальную целостность и независимость Лаоса и Камбоджи. Это может быть закреплено официально на международной конференции.
Седьмое, я хочу подтвердить наше предложение относительно немедленного освобождения всех военнопленных и невиновных гражданских лиц, удерживаемых обеими сторонами по всему Индокитаю. Мы считаем, что этот вопрос должен быть урегулирован немедленно на основе гуманности. Если этого не будет сделано, люди должны быть освобождены в качестве составной части урегулирования, которое мы предлагаем в нашем окончательном предложении. Мы бы рассчитывали на следующее:
– Ваша сторона представит полный список всех пленных, удерживаемых по всему Индокитаю на день достижения соглашения.
– Освобождение пленных будет начато в тот же самый день, что и наши выводы в соответствии с согласованным графиком.
– Освобождение пленных будет завершено, по крайней мере, за два месяца до завершения наших окончательных выводов войск.