Гоголь и его души (СИ)

Они реальны или нет? Узнаёте ли вы их? Узнаёте ли вы в них черты своих знакомых, и самое главное, свои черты? Очень полезно, уверен, посмеяться над ними и над самими собой. Такое вот общественное «лекарство», моя поэма.

(Входит Собакевич).

Собакевич. Прошу прощенья! Я, кажется, вас побеспокоил.

Гоголь. Отнюдь. Милости прошу.

(Молчаливая длинная пауза. Гоголь и Собакевич покашливают с вопросительной мимикой, но молчат).

Собакевич. Однако ж… я имею к вам дело.

Гоголь. Я весь внимание. На какой предмет вы хотели бы поговорить, Михайло Семёнович? Позвольте прежде мне угадать. Речь пойдёт о Чичикове, не правда ли?

Собакевич. Именно так, вы угадали. И о нём тоже.

Гоголь. Хорошо, поговорим. Но сначала позвольте осведомиться, какого же вы о нём мнения?

Собакевич. Да что ж тут долго рассуждать? Мошенник! Продаст, обманет, да ещё и пообедает с вами! Христопродавец!

Гоголь. Вот до такой степени вы о нём категорично?

Собакевич. Мошенник и христопродавец! Такое про него в самый раз. Так и говорю. Хотя, если по совести, то добавлю – умный и деловой.

Гоголь. Нечто такое, честно говоря, и ожидал услышать. Но вы уж как-то слишком, право дело…

Собакевич. Павел Иванович мне сообщил конфиденциально о вашем мнении на мой счёт. Позвольте уточнить, так сказать, из первых уст…

Гоголь. Не совсем понимаю вас. О чём речь ведёте?

Собакевич. Уважаемый Николай Васильевич, давайте говорить начистоту. Я не люблю этого «вокруг да около». Всё напрямик! Я ведь серьёзный человек, вы прекрасно знаете.

Гоголь. Вас прекрасно знаю, а суть вопроса пока не понял.

Собакевич. Нрав мой вы хорошо знаете. Шутить не привык, не люблю-с. Я во всяком деле строг, на любой должности могу пригодиться как человек серьёзный и благонравный.

Гоголь. Я весь внимание.

Собакевич. Я вот до сих пор так и не решил для себя, в какой должности я смогу быть более полезен державе нашей. Прокурором ли? Директором ли главного банка? Сие ещё не решил, ибо не ведаю каковы на тех должностях оклады.

Гоголь. Я тоже ничего не ведаю о таких окладах.

Собакевич. Не увиливайте. Не получится. Вы знаете мои связи наверху. Говорите прямо, на что я могу рассчитывать?

Гоголь. Э-э-э, я в полной растерянности.

Собакевич. Сколько же вы хотите отступных? Только заранее предупреждаю, не перегибайте палку. Я этого не люблю.

Гоголь. Как бы это поточнее выразиться… мои полномочия…э-э-э… не позволяют…

Собакевич. Безо всяких обиняков говорю, что ежели вы сочтёте возможным изобразить меня – удостоив такой чести и доверия – директором главного банка, то, не извольте сомневаться, справлюсь, решим все вопросы. Все как есть, вопросы решим. Надо будет валютный курс поднять – подымем, надо будет опустить – опустим. Займы там разные и кредиты в международных фондах – это уж, как водится, честь по чести… И никого при этом не обижу.

Гоголь. Не ожидал такого поворота.

Собакевич. А ежели ваша воля авторская относительно меня будет на сторону главного прокурора, то и здесь всё будет в порядке. Кого надо – посадим, кого надо – отпустим. Всё чин по чину.

Над душой только пусть никто не стоит и не держит за руку. Руки у прокурора должны быть свободны. А души – они суть прошлого вопроса, мы уж с Павлом Ивановичем его обговорили и всё порешили по взаимному согласию.

Гоголь. Даже не знаю, что и сказать…

Собакевич. Всё, что позволительно будет сделать – всё сделаю. Никого не обижу, можете на меня положиться. Всецело…

Гоголь. Никак не могу дать вам на сей предмет никакого ответа, Михайло Семёнович. Ибо не имею таковых полномочий для назначений.

Собакевич. Право, у вас душа, Николай Васильевич, всё равно, что пареная репа.

Гоголь. Весьма сожалею.

Собакевич. Я приходил к вам с открытым сердцем.

Гоголь. Ничем не смогу быть полезен, увы.

Собакевич (сердито). В таком случае, не смею более настаивать…

(В зал, отойдя на два шага.) Хитрит автор. Вот шельма! Скрытен. Чую, пообещал эти должности кому-то другому. Надо бы узнать у Павла Ивановича, уточнить… (Уходит.)

Гоголь(в зал). Приходил с открытым сердцем? С открытой душой? Ну и душа! Престранное было ощущение во время этой беседы – я чувствовал себя блюдом на обеденном столе у Собакевича, которое он собирается съесть. О, таков Собакевич и такова его душа – чуть меня самого целиком не поглотил.

Сцена 5

Плюшкин и Гоголь

(Гоголь один сидит на сцене).

Гоголь. Вот что с ними можно поделать? Самое главное, что я могу с ними поделать? Они ведь такие разные. Они почему-то верят в моё всесилие… А у меня ведь из всех инструментов – перо да бумага… невелики возможности…

(Входит Плюшкин).