《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Данке наконец выпало раздолье – истомилась она, петляя по разгромленным улицами, где и ступить-то некуда.

Как они выехали с Новгороду, только тогда Фёдор и приметил, сколь душен и мерзок нынче сделался воздух в некогда великом граде.

С большой охотой лошадь взбивала ранний снег, бездумно мчась то в одну, то в другую.

Фёдор никак не направлял свою любимицу, а всецело дал ей волю. Холодный воздух уж продрал его насквозь, и усталость стала овладевать им, но ещё не столь всецело, чтобы заглушить все ставшие тревоги.

Данка громко ржала, вставала на дыбы, порой семенила, точно избирая, куда на сей раз податься, и, чувствуя полное дозволение всадника своего, неслась куда-то.

Наконец, Данка сбила всю дурь, и Фёдор бы воротился в Кремль, да некстати разнылся сколотый зуб.

Припомнил Басманов, что врач иноземный подле Вяземского был при всём переезде, и припомнил, где располагается поместье князя.

Они с Данкой доехали до поместия, и привратник отворил дверь. Фёдор справился, здесь ли Альберт, и крестьянка, услужливо раскланявшись, повела Басманова по терему.

- Княже! – устало, но всё же с тёплой радостью, Фёдор всплеснул руками, завидя Вяземского, сидящего подле огня.

Вяземский встал, чтобы поприветствовать юношу.

- А мне уж доложили, что ты не ко мне, но к Альберту, - князь с усмешкой кивнул на немца.

- Ну-ну, полно ж тебе ревновать-то, Афонь! – улыбнулся Басманов, садясь подле окна, ко свету. - И моя красавица малость умаялась дорогой. Не буду гнать её в кремль - у тебя заночуем. Велишь постелить мне?

- Нет, Фёдор Алексеич, будешь спать на полу, как пёс поганый, - ответил Афанасий.

Фёдор усмехнулся, повернувшись к Альберту.

Вяземский с воротился на своё место.

Какое-то время они сидели в тишине.

Альберт осмотрел Фёдора, и заверился, что тревожиться не о чем – боль сходит.

- Кстати, Афонь, - молвил Фёдор, сев вполоборота, - поди, знаю, каким делишком нынче удручён.

Вяземский невесело усмехнулся и провёл рукой по лицу.

- Всё-то он знает, этот Басманов! – вздохнул Афанасий.

- Ага… вот и докладываю, старина – пущай это тебя боле не гложет, - молвил Фёдор, и князь резко обернулся.

- Федя… - с тяжёлым вздохом протянул Афансий, уж не предвещая ничего хорошего.

Заслышав, как переменился тон беседы, Альберт спешно оставил опричников наедине.

- Мы с Малютой… - Фёдор не успел окончить, как Вяземский перебил его.

- Напомнить тебе, с кем дело иметь придётся?! Ты вернулся полудохлым! – негодовал князь.

- И нынче поквитаюсь, - пожав плечами, твёрдо бросил юноша.

Афанасий резко опустил руку на плечо Басманова и заглянул в его глаза.

- Что ты задумал? – вопрошал Вяземский.

- Испрашиваешь меня об том, а сам-то взаправду готов об том узнать? – ответил Фёдор, смело глядя в ответ.

- Федя, что б тебя! – процедил Афоня.

- Полно, княже! И нынче-то чего вспылил? Ты нынче не в ответе за меня! – Басманов поднялся, да скинул руку Вяземского.

Басманов спешно направился к выходу.

- Ради Христа – не дури, - молвил Афоня, притом уж ведая, что едва ли юноша будет внимать ему.

Фёдор остановился, обернувшись на князя. Что-то горело на его устах, но не мог сказать и слова. Сглотнув, Басманов улыбнулся.

- Ты ж знаешь меня, - беспечно бросил он, поведя плечом.

- Ага, - угрюмо ответил Вяземский.

Та напускная беспечность много огорчила князя, и он вернулся к своим трудам.

…

Фёдор рано утром покинул поместье Вяземского.

Места, занесённые белым снегом, с трудом признавались – всё казалось иначе, нежели было раньше.

Он уж хотел было повести к Новгороду, но резко здешние места навеяли мыслишку, притом въедливую донельзя.

«Да вряд ли там нынче чего-то сыщем… Да право же - чем чёрт не шутит? А авось?…»

Фёдор развернул Данку по дороге, ведущей к старым руинам монастыря. Басманов едва ли не проехал мимо тех развален – снег припрятал здешние места преславно. Данка недовольно фыркнула и повело головой, когда они стали у ворот.

Фёдор спешился, оставив свою любимицу.

Басманов огляделся, не имея ни малейшего понятия, что он ищет. Тонкий снежный покров сгладил всё вокруг.

Фёдор обернулся, слыша беспокойство своей любимицы.

- Да полно тебе! – крикнул Басманов, - Нынче-то чего пугаться? Поди, уж ты-то со мной места и похуже знала.

Данка, будто бы и впрямь пристыженная, смирилась, но всяко недовольно била хвостом.

- Я мигом, - молвил Фёдор, заходя в главный храм через пробитую дверь.

Каждый шаг юноши вторил гулким эхом. Роспись со стен облупилась и сошла, святые образа давно поблекли. Иконостас, изъеденный временем – али погромленный, да чуть ли не батюшкой самого Фёдора, валялся россыпью щепок на холодном каменном полу. Уцелевшие образа потемнели, и едва можно было разглядеть величественных архангелов.

Фёдор огляделся вокруг, потирая свои руки от холода.

Юноша прошёл до алтаря. Двери были кощунственно отворены, явя каждому пришлому, что нынче никакой святой дух не снизойдёт во евхаристии.

Он усмехнулся, да мотнул головой, и уж было собрался уйти ни с чем, и всё же замер на месте.

Фёдор оглядел свои руки, пущай, что уже давно не носит ни колец, ни серёг. С досадой, Басманов цокнул, не имея при себе украшений.