Вдруг он опустился на колено и вынул из сапога нож. То было сподручное оружие, коие Фёдор часто носил с собой, и боле была дорога как память, нежели как драгоценность. И всяко, что есть, то есть.
Басманов подошёл к алтарю и оставил нож.
- Залог, - тихо произнёс юноша сам себе, и спешно покинул храм.
…
Вяземский предстал перед царём и отдал низкий поклон.
- Благодарю за милость твою, - произнёс князь.
- У тебя, мой добрый Афоня, и без этого забот хватает, - заметил Иоанн, медленно ступая прочь от трона.
Царь завёл руки за спину, и взгляд его слепо уставлен куда-то далеко, точно глядел сквозь стены. Афанасий поджал губы, и всё же собрался с духом.
- И всё же, пришёл просить о большей милости, и не за себя, - произнёс князь.
Царь остановился, уставив взор в окно. Не оборачиваясь на опричника, Иоанн чуть ухмыльнулся.
- За кого же? – вопрошал владыка, покручивая кольцо на пальце.
- У Фёдора Алексеича забот не меньше моего, - со смиренной покорностью молвил Вяземский, вновь отдавши поклон.
Иоанн круто обернулся и взглянул на Афанасия.
- То дело нелёгкое, притом, для любого из братии, - произнёс Вяземский, выдерживая на себе царский взор.
- Для любого, говоришь? – с усмешкой повторил Иоанн, и обернулся обратно к окну, - Стало быть, лишь на Фёдора Алексеича и вся моя надежда.
- И всё же, добрый государь… - было начал князь, но был прерван.
- Ты говоришь, что я не могу верить ему? – вопрошал Иоанн.
- Я не… - резкий удар посоха оземь пресёк на полуслове.
- Говоришь, предаст? – вопрошал владыка.
- Нет, - чётко ответил князь, - Доподлинно уж знаю, сколь Фёдор предан тебе. Душой и телом. И безо всяких раздумий отдаст за имя твоё жи…
Иоанн наотмашь ударил князя по лицу.
- Значит, так тому и быть, - сквозь зубы процедил владыка, и, окинув Вяземского напоследок с яростью и презрением, жестом прогнал князя прочь, а сам воротился на трон.
Глубокий хриплый выдох мучительно сошёл с его уст. Бросив короткое глухое проклятье, Иоанн уже видел, как воздух вокруг него дрожит, будто бы от жару. Стоило владыке приподнять очи, как осточертевший призрак насмешливо взирал на него.
…
Фёдор, развеявшись на свежем ядрёном воздухе, с горькой досадой воротился в гиблый Новгород.
Издыхающие улицы, заваленные гнилью и сором, пропахли смертью и гарью насквозь. От омерзительного смрада не было никакого спасения.
И без того гнусное настроение Басманова окончательно испортилось, едва он заметил Малюту подле своих покоев.
- Григорий Лукьяныч, - юноша совладал с собой, и отдал поклон.
- Вести прескверные, Федюш, - молвил Малюта, положа руку на сердце.
Басманов свёл брови и сглотнул.
- От Андрюши гонец прибыл, - продолжил Григорий.
Фёдор отшагнул и громко сглотнул. Парень кивнул пару раз, и отвёл взгляд.
- Видать, бедняга обезумел от боли. Он не признаёт никого, - продолжил Малюта, видя, как Фёдор прикусывает губу, не ведая, куда и податься, - Бросается без разбору, и пущай, что едва на ногах стоит. Девка евонная что-то напортачила, покуда прижигала рану – как бы живьём не загнил…
- Полно! – отрезал Фёдор, взведя руку пред собой.
Парень стремительно обошёл Малюту, ступая к себе, и Скуратов усмехнулся лишь когда дверь за Басмановым громко затворилась.
Оставшись у себя, Фёдор глубоко выдохнул, проведя рукой по лицу. Встряхнув плечами, парень согнал весь напускной страх.
«От же, складывает как, поганец,» с доброй улыбкой усмехнулся Фёдор.
Мутное небо простиралось за окном, и счёт времени вёлся с особым трудом. И всяко, Басманов разумел, что у него есть пара часов перевести дух.
Многое, многое терзало мысли юноши, и он спешно снял сапоги. По привычке, он проверил нож, и даже малость испугался, но вскоре припомнил, где оставил его.
Фёдор усмехнулся своей рассеянности, и принял то непременным знаком, что надо отдохнуть.
…
Фёдор спешился и потянулся, разминая плечи. Гнетущий воздух полнился трупным ядом, и нечем было дышать. Никак не мог Басманов свыкнуться с сим гнусным удушьем от зловонья.
Малюта ехал верхом, мельком поглядывая на юношу.
Опричники не обмолвились ни словом, уж наверняка ведая, что доброй беседы не выйдет, а уж зла и без того премного вокруг творилось.
Басманов сперва и не приметил, что кучка рваного омерзительного тряпья, комками валявшегося подле крыльца собора – то живые люди.
Толпа с такого расстояния и впрямь была неразличима.
Бледные грязные руки простирались, неведомо, к кому. Просить милостыню было попросту не у кого на омертвевшей площади. Оборванцы жались друг к другу, и, верно, уж были готовы к любому исходу, а по сему, уж не пугались опричников.
Малюта направил свою лошадь дале. Григорий и Фёдор обменялись короткими кивкам, и решили разминуться.
Неведомо, кому то было большею отрадою.
И всё же, одна из худых рук укрылась под грязный подол, натянула капюшон сильнее. Фёдор приметил это, и что-то дрогнуло глубоко в душе. Опричник украдкой глянул на лук, пристёгнутый к седлу.
Меж тем нищий поднялся с холодной земли, и уродливо горбясь, поковылял прочь. Басманов метнулся к Данке, сорвал лук с седла. Ловко вдев стрелу, Басманов громко свистнул.