Гойда

– От же, опять они? – вопрошал Вяземский, опёршись об арку.

Малюта усмехнулся да сплюнул наземь.

– Такого дурного ещё ж сыскать надобно… – вздохнул Скуратов.

– От свезло ж, что сыскали, – усмехнулся Афанасий.

Малюта улыбнулся в ответ, поглядывая на потеху во дворе.

– Одно радует, Афонь, – молвил Скуратов, понизив голос, – долго такие не живут.

Вяземский не отводил взгляда со двора и не выдал ни жестом себя, не выдал того резкого холода, что прильнул к княжескому сердцу.

– И то верно. Уж больно заносчивая шавка эта басманская, – ответил Афоня.

– И не таких отделывали, – молвил Малюта, чуть мотнув головой.

Афоня усмехнулся, опуская взгляд на руку. Шрам огрубел и стал будто бы яснее виднеться на руке. Вяземский цокнул, почёсывая кисть.

– Поди, и тебе татарин чем удружил? – вопрошал Афанасий.

Малюта отмахнулся.

– Не боле, нежели остальным. Где ж ему поспеть-то? – ухмыльнулся Малюта. – Денно царю служит, а уж нощно и подавно!

Вяземский перевёл хмурый взор на Малюту.

– Я знаю тебя, Гриш, – молвил князь, – поди, задумал чего? Не таи.

Малюта бросил короткий лукавый взгляд на Вяземского да беглой украдкой огляделся.

– Ты ж, Афоня, утаил от меня, – Скуратов понизил голос и говорил так, будто бы эти слова и впрямь с трудом ему давались, – что привёз подарок для Феденьки, и не от кого-то, а от самого Михал Михалыча.

Вяземский пожал плечами.

– Свалим на немца, – ответил Афанасий, отмахнувшись.

– А то, – согласно кивнул Малюта, – коли уж прижмёт, так да. Да погоди в перепалку вступать – будет твоё слово против слова Федькиного. Не знаю, как ты, я бы пока втихомолочку да переждал бы. Всяко мальчишка наскучит царю – не бывало ж иначе. А от тебя я таить ничего и не таю – просто говорить-то неча.

На сём Малюта развёл руками да пошёл своею дорогой, Афанасий своей. Спускаясь по каменной лестнице, князь уж издали заприметил гонца. Лицо знакомое – кто-то из слуг земских. С тихой ухмылкой Афанасий уж предвидел, сколь пылкой будет челобитная. Не успел гонец перевести дыхания да слова молвить, как Вяземский упредил его жестом.

– Нынче уж всё без толку, – отрезал князь, спускаясь по лестнице. – Пусть бегут на все четыре стороны, да шустро бегут – мы спускаем гончих.

* * *

Фёдор присвистнул, стегнув хлыстом воздух. На узкой дороге и развернуться было негде. Телега с большою поклажей стала, и извозчик в ужасе глядел, куда угодил. Покуда мужик смекал, что к чему, его стянули за шкирку, бросили в грязный талый снег.

Морозов да прочие опричники принялись приглядывать себе чего ценного. Крик ужаса разодрал грудь крестьянина, как завидел он, что с дерева свисают тела повешенные.

– Тащите его, – приказал Басман-отец, указывая на дерево.

– Добрый сударь, грамоты! – взмолился мужик. – Грамоты имею при себе!

Мужик насилу вырвался да вытащил бумаги, что держал подле самого сердца. Басман-отец вырвал с рук мужика бумаги и бегло их оглядел. Вскинув брови, опричник согласно закивал.

– Эйто ты славно, что сразу сказал, – молвил Алексей, хлопнув мужика по плечу. – Федь, у него грамоты.

Фёдор поглядел на бумаги, оставаясь в седле. Молодой Басманов присвистнул, кивнул.

– Эй, Андрюх! – окрикнул Фёдор, глядя на дерево.

На одной из веток немец маялся, свесившись вниз головой да держась лишь ногами.

– Ась? – крикнул Штаден.

– У сударя грамоты, как-никак, услужи-ка – вешать надобно его выше прочих! – приказал Фёдор.

Генрих усмехнулся, готовившись исполнить просьбу друга.

* * *

Как только Вяземский прибыл в своё поместье, двор ещё утопал в тяжёлом молочном тумане. Крестьянские кланялись боярину, продолжая свои труды. Афанасий первым делом проверил дружинного своего напарника Кузьму. Мужик управлялся здесь, под Новгородом. Князь застал Кузьму за трапезой и жестом велел обойтись безо всяких почестей.

– Как ты? – вопрошал Афанасий. – Управился?

Кузьма утёр усы, кивая.

– Всё с местных деревень собрано, Афанасий Иваныч, – молвил мужик.

Вяземский отмахнулся.

– Да поспею ещё собрать – токмо приехали.

Князь неспешно расхаживал по светлице. Вяземский с какой-то глупой улыбкой увидел царапину в стене.

«Уж сколько минуло с того дня?» – вопрошал сам себя Афоня.

Вскоре же Вяземский воротился к делам насущным.

– При дворе, видать, снова что-то затевается, – вздохнул Афанасий. – За рыжей харей нужен глаз да глаз, неспокойно мне.

Кузьма кивнул, внимая словам князя.

* * *

Фёдор кивнул, распробовав засахаренного миндаля. Опричник указал на широкую пиалу, и купец спешно щедро отсыпал угощения в льняной мешок на шнурке.

Басманов с удовольствием глядел за сей трепетной покорностью, с которой встречали нынче опричников. Притом Фёдор не носил ни чёрного одеяния, ни собачьей головы, и всяко каждый прохожий падал на колени, воротил взгляд, боясь словом, делом, ведением и неведением прогневать что Фёдора, что отца его.