Гойда

Когда князь Старицкий прибыл ко двору, то был встречен Фёдором, Генрихом и Афанасием. Они тепло поприветствовали Владимира.

– Добрый владыка прибудет чуть позже, княже, – молвил Фёдор, едва Старицкий огляделся в некотором смятении.

– Вот же… знать бы, с чем звал меня государь, – молвил Владимир.

Опричники с едва заметным смятением переглянулись меж собой.

«Неужто не ведает ничего?» – подумалось Вяземскому.

Затянувшееся молчание было прервано Фёдором.

– Как явится, так даст знать волю свою, – молвил Басманов и своею лёгкой беспечностью в голосе поразил опричников.

Владимира проводили в светлую палату. На столах уже были ставлены кушанья и питьё. Один-единственный кувшин был с вином, разбавленным водою боле, нежели на две трети, все прочие напитки были вовсе не пьянящие. Подле светлого окна, распахнутого настежь, уже была разложена доска для шахмат. Вяземский было приметил, что одна фигура несколько отличалась от прочих. То был чёрный конь – и царапин, и прочих отметин на нём было меньше – видно, позже был заказан у резчиков.

Афанасий обернулся через плечо, поглядывая на Басманова. Тот уже поспел перекинуть ремень гуслей через плечо. Покуда Вяземский внимал князю Старицкому, Басманов проверял струны, и они звучно отзывались от малейшего прикосновения. Мимолётный взгляд Фёдора пересёкся со взглядом Вяземского.

Князь отвёл глаза, отвлёкшись на какой-то спрос Старицкого. Сами бы подивились опричники, да и гость, коль узнали, сколь времени минуло. Музыка мерно лилась, покуда Басманов перебирал струны да отстукивал мотивы песен. Притом Генрих знал нездешние напевы, которые славно зашли нынче. Фёдор подпевал, снимая звучание с речи немца, пущай и всего смысла не улавливал.

Владимир с Вяземским вели вторую партию – в первой победу одержал Владимир. Как началась вторая игра, Старицкий шуточно пожурил князя – уж не в поддавки ли он играет? Афанасий пожал плечами. Совпадение али нет – да партия нынче пошла тяжелее Владимиру.

Фёдор сидел али расхаживал, наигрывая то весёлые песни, то затягивал что-то со светлою хандрой, то вновь бойко звучали струны. Право же, как Фёдору захотело передохнуть, так садился ближе к игре да поглядывал за её ходом. Не смысля ничего, Басманов то и дело многозначительно кивал, будто бы разгадал чей-то замысел. Это дурачество было ясно что Владимиру, что Вяземскому и каждый раз вызывало улыбку.

Уж сколько времени прошло – никому ведомо не было, да ранний закат забагрил на небосводе. Генрих первым заслышал шаги в коридоре и тотчас же поднялся со своего места. Все взоры обратились к коридору. В проёме стояла высокая фигура великого царя.

Фёдор поджал губы, снимая ремень от гуслей со своего плеча. Не прогадав, Басманов получил повеление приблизиться – безмолвным жестом владыка подозвал кравчего.

Фёдор сглотнул, но боле ничем не выдал своего волнения. Представ пред владыкой, он с трепетом угадывал малейшее шевеление на царском лике. Иоанн призвал Басманова подойти ещё ближе, и тот безропотно повиновался. Когда царь поднял руку, Басманов было стиснул зубы. Владыка взял Фёдора за затылок да наклонился к опричнику.

– Я видел добрый сон, – молвил Иоанн мягким спокойным шёпотом.

Фёдор замер, не успев принять столь разительной перемены в нраве владыки. Слабо усмехнувшись, царь обратился к прочим в палате. Иоанн медленно прошёлся к столу, где шла игра. Тёмный взгляд владыки опустился на доску и пару секунд блуждал вдоль клеток.

– Соберись, Вава, – молвил Иоанн, потрепав брата по голове и сам занимая место подле игроков.

* * *

Когда уж солнце скрылось, Иоанн со Владимиром гуляли во дворе. Мягкий полумрак окутывал землю. Этой ночью холода уже смирялись, отступали прочь. Говорили они весело и по-ребячески – совсем не под стать своему положению. С мягкой улыбкой вспоминали тяжкие годы своего отрочества, да отчего-то в этот нежный вечер все невзгоды прошлой жизни смягчались да тонули в полумраке. Они вспоминали немногих заступников своих. Лицо Владимира несколько омрачилось, стоило им заговорить о святом отце. Иоанн смолк, угадывая мысли брата.

– Всё образуется, – произнёс царь, положа руку на плечо его.

Князь кивнул, принимая это за доброе знаменье.

– Я безмерно рад и благодарен светлому твоему радушию, – молвил Владимир. – Но скажи же – с чем призвал ты меня?

Иоанн глубоко вдохнул холодный воздух.

– Ты мой брат, – молвил царь, глядя на россыпь мелких звёзд.

Несколько мгновений Иоанн стоял, зачарованный этой ночью, которая казалась вечной.

– Не слуга и не раб мой, – произнёс владыка, обратившись ко Владимиру. – И нынче ты волен отказать мне. И клянусь тебе, не будет в сердце моём никакой обиды, никакого упрёка.

Владимир мотнул головой.

– Речи твои пугают меня, – молвил князь.

– Ежели они уже пугают тебя – так оставим же их. И на заре мы простимся, и ты поедешь восвояси.

– Брат?.. – вопрошал, нет, молил Старицкий.

С царских уст сорвался тяжёлый вздох.

* * *