Гойда

Новый день был тих и светел. Окна царской палаты были распахнуты настежь, впуская больше света и нежного бодрящего воздуха. Студёная свежесть жила здесь, меж расписных стен, точно не ведая приговора, вынесенного накануне. На троне восседала фигура, облачённая в царские одеяния. То не был Иоанн, но его брат, Владимир. Князь принял жезл и державу из рук самого царя.

Сам же Иоанн вместе с Фёдором стояли по правую и левую стороны, чуть позади трона.

Прочая братия переминалась тёмной вереницей вдоль стен, ожидая своего часа. В палату ввели Челядина. Оковы гулко громыхали от грузного шага его, и князь насилу стоял на ногах. Он шёл босой, оставляя смазанные следы крови на каменном полу.

Поднявши свой взор, уже лишённый всякой человеческой мысли али рассудка, Челядин и вовсе не разумел увиденного. Он глядел на Владимира на троне, но не мог внять этому образу пред собой. Точно видя это подступающее безумие, Иоанн выступил вперёд.

– Помнится, не принимали вы все меня своим владыкой, – произнёс Иоанн. – Кого же вы, супостаты земские, желали на трон? Не брата ль моего?

– Милости, милости… – молился Челядин.

– Видать, чёрта с два примешь ты приговор из уст моих, – презрительно молвил Иоанн. – Что же ты молвишь, великий государь?

Говоря то, владыка даже не обернулся к трону, не сводя взгляда с приговорённого. Повисло молчание – то несколько мгновений Владимир собирался с духом.

– Знайте же волю мою – казнить мятежников, – повелел Владимир.

– А семью его? – вопрошал Иоанн, всё так же впиваясь чёрным взором в Челядина.

– И семью, – бросил Владимир, и голос его лишь самую малость подвёл, дрогнув в конце.

– Быть же по сему! – провозгласил Иоанн и дал отмашку братии.

– Милости! – взмолился Челядин, и тяжёлый удар огрел его по лицу с такой силой, что едва не лишил жизни.

То был Алексей Басманов, пресекая бесполезные мольбы.

– Ты ж погодь маленько, – молвил Малюта, – того гляди, башку бы снёс, а он ещё с дочурками своими не простился!

На сих словах и раздался грохот тяжких оков в коридоре. В палату вволокли несколько девушек, раздетых донага. Побитые их белые тела исполосованы кровавыми отметинами, избиты, растерзаны. Одна из девиц и вовсе волочилась по полу замертво – её остекленевшие, точно рыбьи, глаза пялились в пустоту.

Насилие длилось несколько часов. Рассудок Челядина милосердно притупился ещё в заточении, и посему всё виделось ему мутным размытым кошмаром. Надрывные крики, омерзительный хруст смешался адским видением, которое вот-вот должно растаять. Всяко иного разумения не было, и князь предался беспамятству. Он глядел пред собой, видя пятна, но не образы. Он не чувствовал, как терзали и его собственную плоть – тело дрожало само по себе.

Наконец Иоанн приблизился к князю, которого давно оставила душа, но жизнь – упрямая тварь всё не покидала тела. Царь опустил руку на плечо Челядина.

– Милую, – произнёс владыка, точно одаривал великим благословением.

Скуратов обнажил тяжёлый топор и снёс голову князя в один удар. Страшная ноша покатилась к трону, прямо к ногам Владимира, который в ужасающем оцепенении узрел сии зверства.

* * *

Владимир вздрогнул, услышав стук в дверь.

– Кто?.. – растерянно спросил князь, потирая глаза.

– Фёдор Алексеич, – послышалось из-за двери.

– Войди… – вздохнул Владимир, поднимаясь с кресла.

Басманов приоткрыл дверь и с поклоном переступил порог. Владимир коротко кивнул, веля докладывать.

– Иоанн не посылал меня к тебе. Явился своей волей. Али не вовремя? – вопрошал Фёдор.

Князь вздохнул, мотая головой. Владимир сглотнул, слушая речь Фёдора, и отшатнулся, обрушившись обратно в кресло. В этот миг Басманов точно уловил, что одна кровь течёт в братьях – Владимир сел точь-в-точь как Иоанн, этот взгляд, сутулость плеч, будто гнутых под непомерной ношею.

– Спасибо, что был нынче подле Иоанна, – произнёс Фёдор. – Я знаю, то было нелегко.

Владимир поджал губы, грустно усмехнувшись.

– Мог ли иное? – вопрошал он.

– Верно, мы с тобою как ни задумаемся, так точно знаем – нету иной воли, кроме царской, – пожав плечами, ответил Фёдор.

Владимир кивнул, проводя по лицу да переводя взгляд на опричника.

– Ты был волен уйти прочь, – вздохнул Басманов и, положа руку на сердце, продолжил: – Благодарю тебя, княже, что был подле него.

– Сам же говоришь – нету нам иной воли, кроме царской, – молвил Владимир, глядя пред собой.

* * *

Князь Старицкий отбыл в свои владения. Алексей и Фёдор вышли равно как проводить его, так и готовиться на дело.

– От же… – хмуро вздохнул Алексей, завидев приближающуюся к ним фигуру.

Фёдор обернулся, и плечи его заметно опустились, а всякая беспечность сошла с лица.

– Ото оно и славно, – молвил Малюта, коротко поклонившись Басмановым. – Хотел было токмо Федьку выцепить – с глазу на глаз с кравчим поговорить…

– Говори уж, – молвил Фёдор, кивнув Скуратову.

Григорий развёл руками и, пару раз оглянувшись по сторонам, кашлянул, понизив голос.

– Царица-то занемогла неспроста, – осторожно произнёс Малюта. – Поди, травили её.

– Кто? – вопрошал Фёдор, и чело его резко нахмурилось.

Скуратов поджал губы да всплеснул руками.