Гойда

– И право, – согласно кивнул Скуратов да украдкой поглядел на Басманова.

Фёдор холодно смотрел на опричника. Малюта совладал с собой.

«Вынюхал-таки, сука татарская», – подумал Скуратов и на сём откланялся государю да пошёл прочь.

* * *

Генрих обернулся через плечо на свист. Собаки, окружавшие его, всё так же смирно сидели на месте. Штаден жестом велел им оставаться на месте и, оглядев свою свору, развернулся к ним спиной да пошёл к деревянной ограде. Там уж стоял Фёдор, опёршись на забор. Генрих вытер руки о подол своего одеяния – немец только-только закончил с кормёжкой.

– Без тебя б пропал, – вздохнул Фёдор, с улыбкой глядя на Генриха.

Немец пожал плечами.

– Я-то думал, дело какое-то будет уж под стать… – отмахнулся он.

– Спасибо, – молвил Басманов, точно не слыша слов друга.

* * *

Иоанн переступил порог опочивальни супруги. Подле ложа царицы сидела старая знахарка Агаша. Крестьянка так уморилась заботой об государыне, что усталость уж закрывала ей глаза. Посему Агаша даже не заметила появления владыки. Когда холопка всё же увидела государя, так вздрогнула и тотчас же поднялась со своего места. Иоанн же жестом велел не тревожиться об том.

Агаша с поклоном отступила от ложа царицы. Мария лежала целый день, не вставая. Её сухие губы потрескались, и чернела запёкшаяся кровь. Взгляд лениво и неохотно шевелился, и в самих глазах виднелась нездоровая желтизна. Царица сглотнула, увидев своего грозного супруга, и попыталась сесть ровнее, но день, проведённый в пленительной немощи, дал о себе знать. Каждое движение давалось с большим трудом.

Мария свела брови, готовясь к любым словам своего мужа. Иоанн же не говорил ни слова. Его тяжёлый взгляд медленно блуждал по супруге, по её ослабевшим плечам, по чёрным волосам, спутанно лёгшим как придётся. Царь коснулся её подбородка и направил измождённый лик на себя.

– Говорила же, – молвила царица, отчего-то даже с какой-то радостью, – я праздная.

Иоанн усмехнулся и сразу же поджал губы, продолжая смотреть на жену.

– Гляжу, тебе лучше носить в своей крови яд, нежели во чреве дитя? – вопрошал Иоанн, и пущай слова его были жестоки, говорил он их безо всякой желчи, без злости.

Иоанн сел на кровать рядом с супругою. Слегка коснувшись её руки, царь с прискорбием отметил, что кожа у неё липкая от пота, а тело теряет живительный жар и уже стынет.

Глубоко вздохнув, Иоанн осенил Марию крестным знамением.

– Аминь, – молвил царь, поцеловав холодную кисть супруги.

Мария безмолвно и заворожённо глядела на мужа своего, и, когда Иоанн покинул покои, с уст государыни сорвался глубокий вздох. Она скрестила руки на груди да глядела пред собой, покуда Агаша взбивала подушки.

– От знай я, как он переменится, – негодовала Мария, притом что сил в ней и впрямь не было уж-то много, – сама бы давно и отравилась!

Агаша улыбнулась, радуясь такому оживлению государыни.

* * *

Малюта довольно улыбнулся, ибо явился не зря. Он успел застать Генриха в его кабаке. Григорий махнул Штадену, и тот встал из-за стола да кивнул Малюте, приглашая к себе.

– Я ненадолго, Андрюш, – молвил Скуратов.

Немец уж налил им обоим водки, протягивая чарку Григорию. Малюта всё же не стал отказываться от сего гостеприимства.

– За царя, – молвил Штаден.

– За царя, – кивнул Малюта.

Штаден довольно шикнул да сел за стол, указывая на место подле себя.

– Ты бы это… – молвил Скуратов, садясь напротив да точно собираясь с мыслями.

Генрих повёл бровью, точно и не догадываясь, о чём нынче неймётся потолковать Григорию Лукьянычу. Видать, то не сильно-то пришлось по сердцу Малюте. Он цокнул да мотнул головой, а пальцы его принялись стучать об стол.

– Ты оно что, – продолжил Скуратов. – Головушку-то свою на плечах имей. Всякое ж бывает.

– Бывает, – согласно кивнул немец, наливая ещё водки.

– От, положим, – молвил Малюта, – ты ж и впредь будешь за Фёдора Алексеича впрягаться?

– Впрягаться? – переспросил Генрих, точно не разумея смысла слова сего.

Малюта усмехнулся.

– Коли встрянете в неприятность, – произнёс Скуратов, – так будете каждый сам по себе. И Федька-то выслужится пред добрым нашим владыкою. А вот ты…

Генрих беспечно пожал плечами.

– Стало быть, я выслужусь пред Федькою, чтобы он словечко за меня замолвил пред добрым нашим батюшкой, – ответил немец.

Григорий косо посмотрел на Штадена. Всяко та беспечность – поди знай, напускная ли? – много позабавила опричника. И разразился Скуратов весёлым смехом, да и Генрих заодно.

* * *

Наконец болезнь оставила Марию. Женщина встала на ноги после долгого бездействия. Каменный пол был много теплее, нежели стоило ожидать от середины весны – за окном ещё не сошёл весь снег. Мария первым же делом прильнула к окну. Нежное солнце заливало всё вокруг – куда ни глянь, так и разливалась Божья благодать.

Она подставила своё лицо, бледное и измученное болезнью, навстречу ясным лучам. Их манящее золото расплывалось ласковым теплом. Улыбка никак не унималась на устах Марии. Сердце её радостно забилось совсем иной, светлой и простой радостью, когда она ощутила на плечах своих нежные, мягкие объятия.