Гойда

Фёдор поджал губы и, сохраняя довольную улыбку на лице, пару раз кивнул. Афанасий развёл руки в полной беспомощности, и вновь тяжёлый вздох сошёл с его уст.

– А ты чёй-то вздыхаешь? – спросил Басманов. – Поди, мне одному во всей братии Новгород по сердцу пришёлся.

– Да уж, славный городишко, – молвил Вяземский с горькой усмешкой, и Фёдору уж бросился в глаза тот злосчастный шрам на княжеской руке. – Славный городишко, славный народец. Что ж, видать, снова дел невпроворот… Доброй ночи, Фёдор Алексеич.

– Всё спросить хотел, – молвил Басманов, почёсывая затылок да кивая на руку князя. – Чай, всё ещё побаливает?

Афанасий, видать, был застигнут врасплох. Он поглядел на шрам да пожал плечами.

– Бывает, – с тихой светлой улыбкой молвил Вяземский. – А твои раны? Поди, ты-то всяко пуще моего огрёб.

Басманов усмехнулся в ответ да беспечно отмахнулся.

– На мне всё заживает как на собаке, – молвил Фёдор.

– Дай-то Бог, – вздохнул Афанасий, оглядывая Басманова с головы до ног.

– Доброй ночи, Афонь.

Глава 4

Корабли прибыли в столицу из Новгорода на рассвете. Пред тем как воротиться в Москву, царь отдал приказ сперва отправить своих слуг на перекладных, чтобы в Кремле уж было всё устроено по уму. Этими приготовлениями занимался царский кравчий и уже как несколько дней следил за хозяйством в Кремле.

Погода смягчалась. По сравнению с холодными ветрами Новгорода Москва сейчас казалась особенно благолепной. Снег уже сходил, пущай и по ночам холодное дыхание морозов могло оставлять ледяные корки. Всяко каждый день делался длиннее и светлее предыдущего.

Фёдор едва находил минуту покоя, чтобы перевести дух. Наконец молодой Басманов с нетерпением ожидал, как владыка сойдёт с корабля. Безмерная радость встречи, бушевавшая в сердце его, остыла, едва он заметил царя, покуда государь стоял у борта. Лик владыки был суров, лишён всякой жизни. Его глазницы точно полнились чёрным стеклом. Ежели прочие слуги и думать не думали, от чего же именно государь так мрачен нынче, Фёдор точно разгадал – бессонница извела владыку.

Басманов встретил Иоанна со слабой улыбкой, но царь будто бы не замечал никого. Он не проронил ни слова за весь путь, и Фёдору пришлось хранить молчание. Иоанн был холоден и нелюдим. Фёдор успел перекинуться парой слов с прочими из братии, и те доложили, что владыка и впрямь всю дорогу не смыкал глаз.

Так и брели они, и по мере того как приближались к Кремлю, тем боле рассеивались утренние сумерки. В таком нелюдимом настрое Фёдор сопроводил государя до самой опочивальни. Царь чуть задел дверной косяк плечом и злобно рыкнул, заставив опричника вздрогнуть.

– К полудню разбудить меня, – велел Иоанн. – Прибудет брат мой, должно встретить.

Фёдор чуть свёл брови, глядя на окно.

«Поди, и пары часов до полудня не будет…» – подумалось Басманову.

* * *

Обезумевшие глаза поднялись на пришлого опричника. Вяземский кинул краюху хлеба под ноги узника. Челядин даже не повёл головой – всяко он уже не мог есть. Его отбитая челюсть безобразно вздулась, и каждое шевеление отдавало дробящей болью.

– На сём всё, Иван Петрович, – молвил Вяземский.

– Милости, милости, – сквозь нестерпимую боль бормотал Челядин.

Афанасий мотнул головой.

– Не волен, – сухо отрезал опричник.

– Милости, хотя бы для одной… сбереги, молю… – всё продолжал Челядин.

– Полно, – ответил холодно князь.

– Сбереги, свези прочь, молю, хоть одну… молю… – бормотал узник.

– Не волен я, – повторил Афанасий и покинул мрачные подвалы Московского Кремля.

* * *

Фёдор уже был готов стучаться во второй раз, как дверь приотворили.

– Боже милостивый… – вздохнул князь Вяземский, видя того на пороге.

– Коли я не вовремя, Афанасий Иваныч… – молвил Басманов, украдкой заглядывая за плечо князя.

Вяземский, что немудрено, не успел разобрать своих вещей с дороги.

– Говори уж, – кивнул Афанасий, открывая дверь да впуская Басманова внутрь.

– Али чего путаю – так скажи, ты ж в шахматы обучен играть? – спросил он, заходя в покои князя.

Вяземский вздохнул, всплеснув руками.

– Федь? – спросил Вяземский, опускаясь обратно в кресло. – Чего надобно, не юли?

– Царский брат вот-вот прибудет. Нам надобно встретить князя, – ответил Басманов.

Афанасий чуть прищурил взор, глядя на молодого опричника.

– И то царь наказал? – спросил Вяземский.

Федя усмехнулся.

– Ну, можно и так сказать, – кивнул Басманов.

– Бесёныш ты, Басманов, – молвил Афанасий, мотая головой.

– Царе едва на ногах стоит, али я один это вижу? Как бы то ни отрицал наш добрый владыка, порой и ему не чужда усталость, как и всем смертным, – произнёс Фёдор.

Вяземский глубоко вздохнул, постукивая пальцами по столу. Вяземский сам воочию видел, как путь давался царю, как измотала его дорога и что денно, что нощно Иоанн не смыкал глаз, снедаемый тревогами. Афанасий перевёл взгляд на Басманова, который всё стоял, ожидая ответа.

– Право, коли уж большой труд, и один управлюсь, – молвил Фёдор, пожав плечами.

– Бесёныш ты – один он управится! Знаем уж! – молвил Вяземский, поднимаясь с кресла. –  Дай хоть одёжку дорожную переменить.

Услышав то, Басманов радостно улыбнулся.

* * *