Големикон

Заря играла разбавленным молоком, умывала город оттенками настолько тонкого и неуловимого света, что он казался по снежному белесым, а в каплях воды на мокрых мостовых и вовсе превращался словно в дымку, затуманивал лужи, превращая их в покрытые пеленой зеркала, искажающие отражения багряных черепиц Хмельхольма. Сам город – как и жители – только просыпался, входил в фазу между сном и бодрствованием, когда свет может быть фантастическим и ни на что не похожим – свет, собственно, таковым и был, чего уж ему мелочиться.

Альвио сидел с заспанными, покрасневшими глазами, и смотрел в окно – он может и восхитился бы такими видами, но рассудок его плавал в рассоле недосыпа, а глаза резало от белоснежности, но отводить взгляд не хотелось. Так хотя бы был шанс не уснуть.

Всю ночь он проработал – не то чтобы дела были столь срочными, просто драконолог не мог уснуть. Почему-то он волновался, и никак не мог понять, из-за чего конкретно.

Нет, конечно, он понимал – из-за Прасфоры. Но почему конкретно внутри возникла щекочущая тревога, не дающая спокойно сидеть на месте – непонятно. Альвио видел далекую грозу над горами и понимал, что поезда отложили до утра, но это не конец света, ничего страшного – гром и молнии можно переждать в городе, в горной его части, а на утро просто вернуться обратно, только вот тревога… тревога появилась еще поздним вечером, когда он пришел с вокзала и заварил травяного чая.

Потом, ни с того ни с сего, ему стало не по себе – драконолог думал, что это все разговор с Фюззелем, но тревога укоренилась глубже… хотя и разговор на это тоже повлиял.

Когда Альиво нервничал, он пил очень много жидкости, так что за ночь пришлось убить чайников пять. Травы так успокоили нервы, что они дергались уже из последних сил, словно ударяя кнутами самих себя – их успокоили, но они успокаиваться не собирались.

Так вот, драконолог знал, что на утреннем поезде Прасфора вернется. Следов горной грозы уже не осталось. Но…

Вот именно – просто «но», одно большое «НО», сидевшее сейчас на стуле вместо Альвио, не давало покоя.

– Утро, – успокаивал себя драконолог краем сознания, уже почти заснувшим, – только началось. В такую рань поезда не ходят, надо подождать…

«НО» от этого не уменьшилось.

Альвио зевнул и оглядел комнату – коричневые шкафы, заставленные толстыми книгами, тетрадями и алхимической ерундой, казались чересчур нечеткими и размытыми. Единственное, что драконолог увидел отчетливо – красного-розового гомункула в баночке. Альвио даже поправил очки – гомункул чересчур нервно дергался. Хотя, слово «дергался» применительно к запертому в банке гомункулу на ум приходит последним.

Гомункулов создавали из алхимической жидкости – густой, как кисель – с примесью рубиновой крошки и разливали по банкам. Рубин позволял магическим потокам задерживаться в теле этих тварей, и они оказывались вполне себе живыми даже в банках. А когда сосуды откупоривали и выливали жидкость, гомункулы приобретали форму, напоминая ходячее желе в форме маленького чертенка, с глазами навыкат. Потоки магии, пронизывающие реальность, проносились сквозь них – существа жили, носились и, самое главное, выслеживали. Гомункулы во многом были куда полезнее гончих, ведь могли найти кого угодно не по запаху, а по магическому следу, который тот оставлял – а еще, избавиться от них оказывалось величайшей проблемой. «Желе» постоянно меняло форму, перетекало, а потому тела тварей были непостоянны, незначительно менялись прямо на ходу. При этом всякий знал, что гомункул – это не Искусственный Человек, которого только предстоит создать, не еще одно из Алхимических Чудес.

Гомункулы были противными, мерзкими, но в определенных ситуациях – безумно эффективными. Как и големы – живые, но совсем в непривычном понимании жизни.

Альвио вздохнул и, прорываясь через накрывающий с головой сон, прикрыл глаза – он вспоминал, как видеть магию.

Волшебники могли видеть тонкие нити-потоки магии, голубые и фиолетовые, пронизывающие реальность плотной паутиной. Но Альвио настолько перехотел быть волшебником, что все уже давно позабыл – и старался не вспоминать. Гомункула он купил давно, забавы ради, уже не обращал на него особого внимания, но сейчас, в состоянии на грани сна и реальности, драконолог насторожился.

Нитки магии долго не хотели возникать – Альвио даже натужился. А потом они вспыхнули ярким фейерверком искр, осветив черноту перед глазами фантасмагорией переливов. Нити нервно дергались, словно что-то взбудоражило их – а потому дергался и гомункул.

Альвио открыл глаза и вытер вспотевший лоб – раньше ему это давалось куда проще. Мастерство, конечно, не пропьешь, но забудешь – на раз два. Особенно если будешь специально делать все, чтобы забыть.