Големикон

Прасфора пошла к этому непонятному объедку изображения, как мотылек на лампочку. На мгновение девушке пришлось отпустить каменные своды. Из-за непроглядной темноты Прасфоре показалось, что она не стоит, а парит, и там, точнее, везде, абсолютно везде – глубокая пропасть, сжимающаяся со всех сторон.

От греха подальше, Попадамс встала на четвереньки. Ощущение земли и равновесия вернулись. Прасфора кое-как доползла до бельма в темноте – будто бы какого алхимического отбеливателя – и коснулась его.

Оно было холодным и гладким. Глаза девушки наконец-то включили режим ночного видения – и тогда она им просто не поверила, решив проверить наощупь еще раз. Да, конечно, гладкое, белое, холодное – вот выпирающая макушка, вот пустые глазницы, а вот… клюв.

Девушка чуть не достала тетрадку Альвио, правда вовремя вспомнила, что все равно ничего сейчас там не увидит. Но сомнений больше не осталось. Как бы фантастически это не звучало…

Перед Прасфорой лежал череп грифона.

На Альвио смотрели так, будто бы он только что одной рукой остановил поезд на полном ходу. Взгляды искрились удивлением, предосторожностью и непониманием. Хотя, вернее будет сказать, что на Альвио смотрели как на пещерного человека, резко, словно от звона колокола над самым ухом, пробудившегося ото сна.

И драконолог действительно мог навести на разные мысли. Сранья, когда дыхание утра уже успело согреть по-осеннему морозный и острый воздух, щекочущий и обжигающий ноздри, Альвио шел по городу с красными, слипающимся глазами. Скорее, он даже тащился – шатался из стороны в сторону, но общую траекторию сохранял. Потрепанные волосы вылезали из-под чудаковатой шапки, ни то остроконечной, ни то – прямо как у стереотипного художника (многие в шутку звали ее тупоконечной). Очки съехали набок, а шарф, завязанный как попало, стал таким самостоятельным, что готов был задушить хозяина – этакая красная шерстяная змея вокруг шеи.

Альиво на голову свалилось уже несколько багряных листов, но драконолог даже не хотел тратить лишних сил, чтобы их смахивать. Черепичные крыши ползли мимо с привычной скоростью, но в голове Альвио они казались немного не такими, как обычно. Чутка… эээ… раздвоенными.

– Во дела, – подумал драконолог. Обычно ноги шли по городу на автомате, но сейчас приходилось задумываться, куда повернуть, чтобы прийти к «Ногам из глины». – Так, понятно все. Сначала – крепкий чай, потом – все остальное.

Альвио догадывался, что это обещание перед самим собой он точно не выполнит.

Он повернул, выходя на другую улицу. Кто-то шмыгнул за ним. Драконолог ничего не заметил – шел, видя исключительно цель.

Ему захотелось проверить, как идут дела в «Ногах из глины» (он знал, что хорошо), а заодно узнать, вернулась ли Прасфора (он знал, что еще нет), ну и до кучи рассказать Кельшу о беспокойных мыслях (он знал, что тот мыслит так же). Альвио понадобилась все это знать. Просто потому, что обратное означало бы «не делать ничего».

А не делать ничего – значит, винить себя за возможные последствия.

Драконолог решил срезать дворами, привычно тихими для этого времени суток. Даже дома, казалось, дремали. Альвио расслабился еще больше, даже не заметив чужих шагов – списал их на свои.

Обернулся драконолог только когда его постучали по плечу – и тут же отлетел к стене, получив кулаком в глаз. Очки слетели с носа на брусчатку, но хоть не разбились. Драконолог, даже не успевший ничего сообразить, получил еще один удар. Сзади его схватили под руки, а чьи-то еще руки – их что, выходит, трое? – стянули шарф и кинули в сторону.

– Ну привет, – улыбнулся тот, что ударил первым – с щетиной недельной давности, которая никак не становилась бородой. – Отличное утречко, да?

– Какой нестабильности вы…

Он ударил еще раз – на этот раз в живот.

– А вот сейчас говорю я. Знаешь, очень нехорошо переходить дорогу большим людям – у них большой не только карман, но и память. Понимаешь?

Альвио молчал.

– Ну вот и славно. Мы тебя тут слегка изобьем, а ты не дергайся, ладно? Жить будешь, не дрейфь.

Щетинистый кивнул. Тот, кто держал драконолога, схватил его еще крепче. Удар, второй, третий – Альиво закашлялся и повалился на землю, нащупывая очки.

– Ну вот и замечательно, – буркнул щетинистый. – Счастливо оставаться.

– Не-не, стойте, – вдруг сказал третий, тот, что стянул шарф. – Сейчас мы этой птичке слегка подпалим перышки…

– Не понял?

Третий ухмыльнулся и достал из внутреннего кармана потертого пиджачка красноватую карамель на палочке. Она недобро моргала кровавым в лучах утреннего света.

– Так, стоп, – поднял руку щетинистый. – Этого нас не просили делать. И ты… Ты что, стащил карамель?!

– Одолжил, – поправил тот. – Да я легонько…

– Слушай, – подключился до этого молчавший – низенький и крепкий, тот, что держал Альиво под руки. – Ты что, газеты не читаешь? Эта хреновина…

И он все равно лизнул карамель несколько раз. Потом поцокал

– Клубничная, – объявил он.