Големикон

Для начала – с самой собой, с ужасом, черной лавиной ринувшемся изнутри. Потом – с осознанием того, что увидела перед собой. Дальше – с тем, что разглядела вокруг.

Пустые глазницы грифоньего черепа с трещиной во весь клюв смотрели свозь душу, пронизывали похлеще даже самого острого жала – взывали к той пустоте, остатки которой бултыхались внутри каждого, как осадок от первобытных протоэмоций.

Попадамс сглотнула и догадалась – если не смотреть на череп в упор, должно стать полегче. Девушка отвернулась, но глаза уже более или менее привыкли к темноте, и все стало только хуже.

Потому что девушка увидела десятки таких же черепов впереди. Словно бы кто-то обчистил мастерскую скульптора, притащив кучу слепков одной работы. Но в том-то и дело, что черепки были явно разные, отличающиеся в деталях, а значит – точно настоящие.

И тут Прасфора поняла: так вот куда делись грифоны.

И даже Альвио прямо сейчас не расскажешь – он бы пищал от восторга, внося хоть один светлый оттенок в палитру черно-бурого ужаса.

Именно этого – как понимала Прасфора – ей сейчас и не хватало. Нужно было поговорить с кем-нибудь, потому что молчание в темноте в принципе походило на сконцентрированное безумие, капли которого достаточно, чтобы слететь с катушек.

Надо было продолжать идти вперед. И все бы ничего, если бы не эти черепа – Попадамс вглядывалась и понимала, что дальше их только больше.

Девушка с трудом приподнялась, на всякий случай зажмурившись, и нащупала холодные камни. Прасфора пошла – подкосили ноги.

– Ну начинается, – подумала она. – И так каждый раз – с чем-нибудь, когда-нибудь, но каждый раз. Надо было просто привезти лекарство…

Попадамс с трудом пошла дальше, хоть ее словно и отталкивало потоком штормового ветра.

Черепа грифонов косо смотрели вслед морозной пустотой глазниц, как бы намекая, что о них не стоит забывать.

В Хмельхольме жило достаточно воронов, мрачными тенями скользящих по небу так незаметно, что даже приезжие их в упор не видели – а уж местные, привыкшие ко всему вокруг, тем более. Вороны словно стали частью общего пейзажа так же, как багряные черепичные крыши – если засматриваться на каждую из них, недалеко и рехнуться.

Птицы на людей тоже внимания не обращали: летали по своим делам, раз от раза наглели, но держались выверенно, словно бы нацепив черные фраки из перьев и приготовившись к беседе в джентельменском клубе, куда недостойным (людям, иначе говоря) вход воспрещен. Поэтому обычно вороны безмятежно парили от крыши к крыше, от дерева к дереву.

Но сейчас всякий, пролетавший над главным зданием «Рваных крыльев дракона», пикировал на посадку чуть раньше, обжигая крылья. Слишком уж воздушные потоки нагрелись, даже раскалились – и поди пойми, буквально, или так казалось лишь вороном.

Но ярость Фюззеля Испражненца действительно могла море обратить в облачко пара.

– Какие же вы идиоты! – орал он в подвале. – Какие же неисправимые идиоты!

Двое мужчин все сидели за столом с кружками в руках – уже невесело.

– Он должен был сегодня утром не появляться там! А вы… даже не смогли его нормально избить!

– Слушайте, ну он таким хюпеньким казался…

– А вы казались мне людьми, на которых можно положиться! И эти выходки с карамелью…

Он замолчал и нервно дернулся – не хотел даже думать о побочных эффектах.

– Мало того, что вы стащили ее, не спросив разрешения в моих, подчеркиваю, моих «Рваных крыльях дракона», так еще и не смогли нормально использовать. Если бы вы ненароком прикончили его, то…

– Ну-ну, это не мы, это он, – встрял щетинистый, тут же сделав глоток, видимо, в честь почившего товарища.

– Ага, славно! Просто славно! Ладно, теперь хоть денег на вас тратить меньше…

Испражненц смахнул кружки со стола – содержимое вылилось на пол, запенившись. Фюззель хлопнул дверью и вернулся к себе, на второй этаж, зеленея от ярости. За окном неумолимо каркали вороны.

Кабинет, накануне еще пустой, был заставлен ящиками с магической карамелью – с их досок смотрело карикатурное лицо Карамельного Магната в красных очочках. Чересчур длинный, гипертрофированный язык изображения Фюззелю уже начинал надоедать.

Коробок навалили так много, что даже воздуху становилось тесно. Окно у Испражненца открыть тоже не получалось – опять же, из-за коробок.

Он отдал за эту… хрень, как теперь казалось, кучу философов, и не должен был даже заморачиваться с «Ногами из глины» – просто прийти, лизнуть и устроить трам-тарарам. Утренняя разведка и нападение – оба неудачные – и все, что последовало за ними— непредвиденный фарс.

Когда ящики прибыли, радости Испражненца не было предела. Он даже открыл один из них, проверил товар и покрутил карамель на палочке в руках. Фюззель хотел лизнуть и проверить, но вовремя передумал.

Его… горе-работники сами все протестировали. Ну что же, хоть какой-то плюс – он к этой хрени теперь даже не притронется.