Големикон

Девушка решила сделать пару шагов вперед, убеждая себя: это для того, чтобы поискать глазами тоннель наверх. Хотя сама прекрасна понимала – маневр совершается лишь чтобы поближе взглянуть на дракона.

И тут ящер открыл медово-желтый глаз, в которой помещался целый мир, если не больше. Обсидиановый зрачок смотрел точно на Прасфору.

Прежде, чем Попадамс успела рот открыть, в голове зазвучал голос – точнее, словно бы перезвон монет, помноженный сладким сиропом душистой календулы, он заполнял не только уши, ощущался всеми органами сразу, казался терпким запахом, насыщенным баритоном и приторно сладким, но обжигающим вкусом одновременно.

– Ты не принадлежишь этому месту, – сказал дракон, при этом не произнося ни звука. Альвио ведь писал, что они ящеры эти могут говорить, но абсолютно по-своему. – Ты… потерялась.

Прасфора хотела что-то сказать, но произносить слова в такой ситуации девушке показалось совсем неприемлемым. Она просто кивнула. Пусть лучше говорит, вторгаясь своим несуществующим и одновременно слишком материальным голосом, проникающим во все чувства, дракон.

– Ей было так больно, – вновь зазвенело в голове, пробирая до самых кончиков пальцев. – Все слышали ей боль, ощущали ее боль…

Попадмс слегка потеряла нить беседы, но высказать дракону ничего не могла – каким-то это казалось неэтичным, все равно что поправлять филолога, случайно не туда поставившего ударение.

– Ты молчишь, потому что не знаешь, что сказать, не считаешь свои слова достойными, – продолжал дракон. – Твоя голова полна… всего ненужного, не принадлежащего ей, как не принадлежат этим пещерам черепа. А он… он думает, что может быть больше, чем есть, танцует на останках стонавшей от боли…

Тут Прасфора не выдержала. Самого того не понимая, ляпнула робко, как маленький ребенок, неожиданно получивший слишком уж дорогой подарок.

– Я не смогла ей помочь. Никак… и не смогла бы.

Дракон дернул лапой – трепыхнулось крыло.

– Зрячий в своих желаниях, но слепой в их последствия, – тут Прасфоре прямо захотелось достать тетрадь Альвио и записать, чтобы тот потом визжал от счастья, увидев такую запутанную драконью цитату. – Ваяющий жизнь из смерти…

Дракон будто не заметил жалобной реплики девушки. Слушать рептилию, конечно, было очень интересно, но ни капли не понятно – как читать словарь архаизмов прошлого века, притом поломанный, без пояснений.

Девушка вздохнула, собралась с силами и наконец-то сказала:

– Вообще-то, мне бы просто найти выход обратно в город…

Собственный голос показался ей бледной, тлеющей тенью.

Дракон моргнул, задышав тяжелее. Огромная туша повернулась чуть в сторону, а лапа – хоть и весьма непонятно – указала на другой тоннель.

– Он приведет тебя к нему. Там ты все найдешь.

Прасфора снова просто кивнула и зашагала, прихрамывая и потирая шрам на щеке.

– Прочитай записку, когда окажешься наверху, – кинул вслед дракон. В голове снова случился взрыв ощущений. – Ей было так больно…

Видимо, посчитав, что продолжения беседы не требуется, бронзово-серебряный дракон закрыл глаза, дыхание его постепенно выровнялось, и он вновь задремал – почти мгновенно.

Девушке опять стало не по себе. И зачем он снова вспомнил про ту дракониху…

Прасфора хотела обвинить во всем дурацкий обвал, но не могла, потому проблема упиралась в нее саму – кого она обманывает, ничего бы она не смогла изменить, и ничему помешать – тоже. Не в ее власти – то были силы другого порядка. А она была… просто Прасфорой.

Попадамс еще немного посмотрела на дракона и, тяжело вздохнув, зашагала в темноту очередного тоннеля.

Чем дальше она шла, тем прохладней становилось.

Хмельхольм замер в вечернем предвкушении, когда гуашь голубой ночи подмешивалась в по-осеннему бледное и холодное солнце, умиротворяющее и убаюкивающее.

Альвио так и не возвращался домой.

Все бродил по улицам с припухшим лицом и замотанными бинтами ребрами, думая, поглядывая в сторону вокзала, чем ближе к вечеру, тем реже. Вот теперь уже осознание неправильности происходящего, назойливое «что-то пошло не так» окончательно затвердело.

Драконолог уже сто раз подумывал рвануть в горный город, но до последнего держал себя в руках. Накрученная проблема, как ей свойственно, обычно решается по щелчку пальца, когда ты уже сорвался с места – оказывается, что никакой проблемы и не было.

Альвио ждал, и ожидание сводило его с ума.

Драконолог решил, что самый грамотный вариант – опять вернуться к Кельшу в «Ноги из глины», а дальше уже решать, что делать. Окинув взглядами дуги бордовых черепичных крыш и невольно замерев на горных пиках, Альвио развернулся.

Как только он пошел обратно к «Ногам из глины», беспокойство его удвоилось, будто к медному гонгу добавили огромный барабан.

Фюззель явился в назначенный час и мерзко улыбнулся, увидев растерянное лицо Кельша. Тот явно не ожидал, что Испражненцу хватит смелости на разговор.

– Ну что же, господин… – начал отец Прасфоры, выдавливая из себя гостеприимство, как подсохшие остатки пасты из тюбика.