Големикон

Дым становился гуще. Огонь пополз уже и в главный, и в гостевой зал, из пламенных лепестков становясь рыжими змеями. Альвио с Кельшем носились в поисках воды молча. Драконолог только интенсивно дергал ногой, чтобы потушить загоревшуюся подошву. Кельш послюнявил пальцы и коснулся опаленной брови, теперь словно измазанной углем.

Кельш Попадамс, вбегая в горящий зал – огонь подбирался к лестнице – все-таки сжал кулаки и процедил:

– Испражненц…

– Прасфора, – на автомате отозвался наконец-то полностью открывший глаза Альвио, выплескивая кувшин. – Прасфора.

Прасфора устала подниматься по тоннелю, но радовало одно – чем выше, тем меньше гифоньих черепов попадалось под ногами. Когда девушка услышала голоса – спасительные человеческие голоса – черепа канули в небытие, как страшный сон. Точнее, так лишь казалось – на самом-то деле они просто отошли на второй план за ненадобностью и неважностью.

Попадамс перестала хвататься за камни. Теперь она наконец-то ясно видела, куда шагает – свет, не слишком щедро, но все же освещал тоннель. За человеческими голосами, глухими и отдаленными, как из банки, последовал скрежет механизмов, куда более отчетливый.

– Ну наконец-то, – подумала девушка, на мгновение останавливаясь отдышаться. Она посмотрела на свои руки, и только сейчас, в слабом свете, увидела, что обе ладони – в мелких порезах и черной пыли. Что случилось с длинной юбкой, без того уже испорченной, страшно было подумать.

И уж тем более Прасфоре не хотелось думать, как выглядит ее лицо

– Ну и ладно, – проскользнула мысль. – Ты и так была не особо симпатичной, так что многое не изменится. Кашу маслом не испортишь, тебя – еще капелькой… не-красоты. Надо просто умыться…

Девушка пошла дальше.

Тут ей почему-то вспомнились всеобволакивающее слова дракона – хотя и словами это трудно было назвать, скорее образы, запихнутые прямо в голову, нет, да и не в голову вовсе, а во все ее, Прасфорино, существо – какой-то абсолютно сногсшибательный подход к речи. И, конечно, обязательно – ну просто обязательно – говорила рептилия не то чтобы загадками, а обрывками фраз. Тяжело винить дракона, пробудившегося от постоянной дремы. Прасфора, подними ее кто часа в два ночи, тоже сказала бы мало связных вещей.

– Ну вот и все, – вздохнула девушка, когда тоннель расширился, своды стали выше, а чуть вдалеке отчетливо мигало магическое освещение Хмельхольма.

Но внимание Попадамс, совершенно интуитивно, переметнулось вправо – там расположился спуск в глубокою пещеру с высоченными сводами, и оттуда скрежет механизмов с голосами раздавался громче всего. Странно, ведь Прасфора рассчитывала, что так шумит сам город, а не очередная непонятная и странная подземная лагуна.

На всякий случай, девушка решила проверить – а вдруг она что перепутала? Такой расклад ей казался самым вероятным, притом не только в этой ситуации, а всегда – конечно, везде, где можно, виновата именно ты: не досмотрела, не то сказала, сглупила и прочее. Потому что… ну, потому что это именно ты – в том-то вся и проблема.

Первое, что Прасфора подметила в пещере, когда подобралась к условной «арке» из камней – это потолок, оказавшийся напротив девушки. Кристальный и словно бы обледеневший, замерзший под напором осклабившегося вечного холода подземелий – он искрился, преломлялся, ловил и искажал отражения. Здесь, наверху, теплее стало лишь на неощутимую каплю.

Попадамс посмотрела вниз и тут же пожалела. Подступила тошнота, а совсем недавно убранные сознанием на второй план черепа грифонов с их пустыми, томными глазницами, вновь всплыли, ударившись о сознание с противным металлическим звоном.

Внизу – глубже – лежал огромный белоснежный скелет дракона, словно жемчужина всех пещер и тоннелей. Вокруг возвели строительные леса, там суетились люди и, одним словом, около мертвого дракона бурлила жизнь. Девушке показалось, что некоторые части грандиозного скелета с мощными, бревенчатыми костями – коричневые, да к тому же по чудному блестящие.

Это была она – Прасфора знала наверняка. Дракониха, которую не вышло спасти, не просто убитая, а изуродованная… Изнутри на волю поползла злоба – та самая темнота, вязкая и холодная; злоба прежде всего на саму себя, на то, что ничего невозможно поделать с собой даже в отношении дурацкой кухни…

Но долго Прасфора рассматривать скелет не собиралась. Тем более, услышала отголоски слов, она была уверена, Кэйзера.

– …ты многое упустил после грифонов, – донеслось снизу, будто бы проигнорировав посторонние шумы.

Дядя, дядя… и он ведь тоже там! Трудно было даже вообразить, что кто-то из их огромной семьи может быть замешан в таком ужасе.

Прасфора тяжело задышала и двинулась прочь. Она вернулась в идущий наверх тоннель, стараясь не думать вообще ни о чем, успокоиться и просто насладиться тем, что сейчас она снова окажется в горном городе, а не в этих странных подземных пещерах с их мраком, драконами, грифонами и костями, костями, костями…