Големикон

И вот тут Фюззель передумал, решив действовать дедовскими, проверенными методами. А для этого и понадобилась дурацкая разведка. Собой, императором будущей империи едален, он жертвовать не мог, еще чего. Работниками – мог, конечно, чего оно стоило, но… экономил. Иначе пришлось бы нанимать новых, а это всегда время, силы, деньги и уговоры.

Теперь его ждали на вечерний разговор в «Ноги из глины», хотя Фюззель и понимал, что Кельш над ним откровенно издевается. Но Испражненц умел оборачивать любую ситуацию в свою пользу; превращать в самую поганую, отвратительную, мерзкую и грязную ситуацию, но исключительно в подконтрольную себе. Он становился хозяином положения, делая черное – белым, горькое – сладким, простое – сложным.

И Фюззель совершенно точно знал, как обернет предстоящий разговор.

Но сначала надо было разобраться с коробками.

Все еще разъяренный Испражненц нащупал в бардаке стола спичечный коробок, спрятав в карман, протиснулся между завалами, выскользнул в коридор, спустился на первый этаж. Клиентов, благо, пока не было. Один его рабочий – из тех, кто выполнял обычные поручения, – возился со столами.

– Эй, ты! – крикнул хозяин «Рваных крыльев дракона». Он никогда не запоминал имен сотрудников – к чему лишний раз голову засорять бесполезной информацией? Но они приноровились, и по интонации понимали, какой «эй, ты!» к какому «эй, ты!» относится.

Молодой человек отвлекся от протирания стола и повернулся.

– Быстро поднимайся наверх и спусти проклятые коробки из Златногорска в подвал. Чтобы не мозолили глаза…

Молодой человек, словно пытаясь безмолвно объяснить ситуацию, опустил взгляд на руки – тонкие и словно бы готовые с треском сломаться от любой спонтанной нагрузки больше кружки и одежды; надень на юношу шляпу – он точно развалился бы от дополнительной тяжести.

– Но сэр, у нас же для этого есть големы…

– Были големы, – поправил Фюззель, заговорив громче и понизив тембр: – Они отправились к мэру. И не вздумай пререкаться, да?! Делай что говорят, без возражений!

Молодой человек вздохнул. И вот так всегда – делай, что говорят, но абсолютно не то, что должен.

Фюззель нахмурился, сверля глазами столы и уходящего работника.

– Да, – подумал он. – Как же важны для нас големы, бездушные каменные истуканы – а мы ведь даже думаем, будто они умирают по-настоящему, делаем вид…

Испражненц шмыгнул носом – лицо его в этот момент напомнило расплющенную крысиную морду.

– Да, как же важны для нас големы. И как они могут оказаться важны для меня…

В голове мелькнула старая сплетня, все больше начинавшая казаться правдой. Кладбище големов в голове обрастало новыми, запретными, манящими красками.

Фюззель опустил руку в карман, посильнее сжав спичечный коробок.

Черепов становилось только больше.

Прасфоре уже начинало казаться, что это одна большая и максимально неудачная шутка, потому что шанс того, что грифоны разом пришли в тоннель и умерли прямо здесь близок к нулю. Подземный ход напоминал склеп, но ни один грифон не стал бы извращаться так, как человек, и собирать черепки сотен предков в одном месте – еще чего, тратить время, силы и ресурсы.

Потом под ногами стали попадаться и другие кости, скорее даже косточки, но их было чересчур мало. Сплошные головы.

Попадамс докатилась до такого состояния, когда уже непонятно, спишь, бодрствуешь, или танцуешь чечетку вместе с галлюцинациями – происходящее до того не укладывалось в голове, что сознание упорно хотело вытеснить его за границу существующего.

Прасфора, обычно не склонная к пессимизму, но склонная к адекватным и более-менее рациональным рассуждениям, уже начала думать, что не выберется, и через несколько десятков лет тут появится еще один черепок, но без клюва.

– Мда, – подумала девушка. Мысль эта растворилась в потоке сознательно-бессознательного, как в щелочи. – Надо же привносить разнообразие в эти темные места…

Но девушка все равно шла – уже скорее полуползла – дальше. Сама не могла понять, зачем и почему – просто на автомате. Когда привык ни в чем не останавливаться на полпути, все тело пропитывается этим маринадом и работает автономно, зная, что потом получит от мозга нагоняй. А нагоняев не любит никто.

И тут Прасфора заметила струйки света вдалеке – они словно бы со всех ног бежали от темноты наружу.

Черепа, говоря начистоту, никуда не смотрели и смотреть не могли, но казалось, что их отсутствующие глаза глядели на свет, ожидая чуда.

Попадамс же поняла, что чудо, в принципе, и так случилось – попыталась ускориться и пошла дальше, спотыкаясь о черепа.