Големикон

Свет понесся далеко и в то же время стал ближе, двигался назад и одновременно вперед, разматывался с катушки времени желто-белыми нитями и утягивал за собой звуки, цвета, смыслы, ощущения, замещая их призрачными воспоминаниями – коснешься их, и они распадутся на куски, да и от тех не останется ни следа, они мгновенно растворятся в ничего, которое слишком быстро обратится суровым настоящим.

В этом измененном свете, рябя и мерцая, является узкий зал, полный людей. Слезы их, черные от оборотного света, падают на каменный пол. Тут стоит и юный Кэйзер – тогда еще позволяющий себе плакать. Все толпятся у каменного гроба, где лежит Анимус – его длинная седая борода словно бы источает белоснежное сияние.

Кэйзер наклоняется к дедушке.

– Зачем, – шепчет он сквозь слезы. Звук дымкой зависает в воздухе. – Зачем…

Анимус долго думал, как запустить первого голема, это Алхимическое Чудо, и не придумал ничего лучше, как сделать это ценой собственной жизни. Не сказав ничего Кэйзеру, одним вечером он ушел и не вернулся – зато в тот же вечер заработал первый голем, глиняный гигант зашевелился, но остановился через пару мгновений. И только тогда Кэйзер узнал, что дед попросил старых друзей вырезать его собственное сердце и поместить внутрь Алхимического Чуда – другого варианта работы голема он не видел.

А теперь он лежит здесь, бледный, мертвый, но почему-то счастливый, с довольной и лукавой улыбкой на губах. Они плачут – а он улыбается.

Свет резко дергается – и картинка осыпается черным песком, но тут же сменяется другой, и второй, и третей – не одним событий, их вереницей, которые остаются в голове единым потоком воспоминаний.

После тех похорон Кэйзер решает, что просто обязан доработать голема, трудиться, не покладая рук – все-таки заменяет пресловутое сердце рубином, и Алхимическое Чудо разлетается по всем семи городам, технология работает.

И почему-то все говорят, какой внук Анимуса молодец – совсем забывая, что он – просто Кэйзер. Юноше не жалко, ведь изобретение правда принадлежит его деду, но холодное сомнение, смутное ощущение не покидает головы…

Уже став мэром, он продолжает придумывать, делать чертежи, всегда смотрит на небо – хочет дотронуться его, коснуться, будто бы это хотя бы на миг поможет услышать мелодию голоса дедушки Анимуса, всегда такую небесную, не от мира сего… Но почему-то Кэйзер все равно почти не слышит своего имени: только разговоры о внуке Анимуса, создателя голема, первого Алхимического Чуда…