Голландец

Интересно, что случилось с семью членами экипажа, покинувшими «Корсариус» накануне битвы у Ригеля? Но, за исключением штурмана Людика Талино, никто больше не появлялся на страницах истории. Никто не знал, были ли они наказаны или даже обвинены в их преступлении. Они практически сразу же стали популярной мишенью для поношения. Талино, штурман, ненадолго всплыл на Окраине почти через полвека после войны, достаточно долго, чтобы умереть и заслужить упоминания в новостях. Любопытно, но он утверждал, что сражался у Ригеля, хотя и на крейсере, а не на «Корсариусе». Никаких подробностей дано не было, и это высказывание было приписано бреду, вызванному чувством вины.

Особенно меня заинтересовала история о Семёрке, безымянных героях, набранных в притонах Эбоная в роковую ночь перед нападением «немых». Как вышло, что никто не знал, кто они? Почему единственный и самый верный источник, бортовой журнал «Корсариуса», тоже хранил молчание на этот счёт и фактически умалчивал о самой битве? Я не мог выбросить из головы замечание Сейдж Макирас: Этого быть не могло!

Да, не могло.

Утром я спросил Макирас, как она собирается поступить.

— Я засекретила отчёт. Мы оставим «Корсариус» там, где он есть, и если власти захотят взглянуть на него, то смогут это сделать. Вот и всё. — Она потёрла виски. — Это плохие новости для всех.

— Это древняя история, — заметил я.

— Каким бы образом он ни погиб, Кристофер Сим — это Конфедерация. Это место, этот мир — кладбище. Кладбище со своей тайной, даже близко не хочу к ней приближаться. — Её глаза сузились. — Чем скорее мы уберёмся отсюда, тем лучше.

Долгое время я смотрел на неё.

— Кладбище чего? — спросил я.

***

Мы вернулись к выполнению нашей основной задачи, но тень «Корсариуса» всё ещё нависала над нами. В последующие дни разговор с Макирас вновь и вновь прокручивался передо мной. Адово кладбище. Тела отсутствуют, имена отсутствуют, записи в журнале отсутствуют. А «Корсариус», который должен отсутствовать, вращается, как часовой механизм, с периодом обращения шесть часов одиннадцать минут.

— Они собирались вернуться, — сказал я Макирас.

— Но не вернулись, — возразила она. — Почему?

За всю историю эллинской цивилизации я не знаю более мрачного, более бессмысленного преступления, чем ненужная жертва Леонида с его героическим отрядом при Фермопилах. Лучше бы пала Спарта, чем бесполезно погубить таких людей.

— Да, где же тела? — спросил я.

Сквозь просвет в облаках, далеко внизу, сверкало море.

***

Я спустился вместе с группой Хольтмейера, якобы для того, чтобы помочь сделать кое-какие выводы об окаменелостях; но как только мы оказались на поверхности, я реквизировал флаер и загрузил его продовольствием и водой. Наверное, мне следовало воспользоваться советом Макирас и сосредоточится на собственных задачах. Те люди были давно мертвы, и в этом больше не было смысла. Но ведь правда тоже должна хоть чего-то стоить.

И ещё был Талино, штурман, чьё имя теперь стало синонимом трусости, который когда-то хорошо служил своему миру и капитану, но умер несчастным и, видимо, сумасшедшим на Окраине. Конечно, я был в долгу перед ним и остальными.

Люди Хольтмейера всё ещё устанавливали укрытия, когда я медленно поднялся над деревьями и повернул на запад, в омытое солнцем небо. По океану были разбросаны тысячи островов. Конечно, обыскать их все было бы невозможно. Но ведь кто-то оставил «Корсариус». То ли этот кто-то хотел помучить Кристофера Сима своим присутствием, то ли оставить его в знак того, что не забудут о нём. Но всё-таки они оставили его, и я задался вопросом, не разместили ли они Сима вдоль траектории, прямо под орбитой «Корсариуса».

Я ввёл данные курса в компьютер флаера, задал скорость чуть ниже звуковой и выровнялся на высоте трёх тысяч метров. Затем проинформировал «Тенандром», где нахожусь, и уселся поудобнее, прислушиваясь к ветру. Море внизу было спокойным, чистым и невероятно синим. Сквозь утреннюю дымку плыли белые облака. Такой пейзаж вполне мог быть и на Окраине, и на Земле, и на Аквариуме.

В сущности, это был чудесный мир.

Едва взглянув, я миновал группу лишённых растительности песчаных островов. Их берега, как и все берега на этой планете, были лишены чаек, неизбежно встречающихся вблизи океанов на обитаемых мирах. (Птицы здесь не появились и, по мнению Джесперсона, никогда не появятся.)

Я сбросил скорость, чтобы обследовать серебристый архипелаг в северной умеренной полосе: скалистые клочки леса, выступающие из зеркальной глади, постепенно уменьшающиеся острова, уходящие на северо-запад. Но там были только гранит и деревья, и вскоре я уже летел дальше.