Голландский дом

— Тогда займись математикой. Я последний человек, который посоветует тебе изучать то, что тебя не интересует. Просто мне не хочется наблюдать, как ты прозябаешь у Оттерсона.

С минуту она молчала — пыталась понять, хочет ввязываться в это или нет.

— Почему тебя так волнует, где я работаю?

— Потому что ты заслуживаешь большего. — Все внутри меня кричало о том, что ей и так было известно. — Потому что это была твоя каникулярная работа, когда ты училась в колледже, и вот тебе уже сорок восемь, а ты по-прежнему там же. Ты всегда побуждала меня двигаться вперед. Я лишь хочу отплатить тебе тем же.

Чем сильнее Мэйв злилась, тем глубже задумывалась. В этом она напоминала нашего отца — чеканила каждое слово:

— Если это мое наказание за то, что я отправила тебя в медицинскую школу, то ладно, я готова это принять. Тем не менее ни к чему я тебя особо не побуждала. Полагаю, тебе это известно. Но если ты говоришь это, просто пытаясь поучаствовать в моей жизни, то вот что я скажу: я всем довольна. Мне нравятся мои коллеги. Мне нравится компания, которую в том числе и я подняла. У меня свободный график и медстраховка, покрывающая в том числе окулиста и дантиста, а оплачиваемых отпусков у меня скопилось столько, что я могу весь мир исколесить, но мне это не нужно, потому что я люблю свою работу.

Не знаю, почему я не мог просто оставить ее в покое.

— Что-нибудь другое тебе тоже может понравиться. Ты даже не пробовала.

— Я нужна Оттерсону. Ясно? Он прекрасно разбирается в логистике и хранении, чуть хуже понимает в самих овощах и ничегошеньки не понимает в деньгах. Каждый день я чувствую себя незаменимой, так что отстань уже от меня.

На все, что она делала у Оттерсона, ей хватало полсмены в день. Оттерсона давно уже не заботило, где именно она работает и сколько тратит на это времени. Он назначил ее финансовым директором, хотя мне даже представить трудно, зачем в этой компании такая должность. В свободное время она вела мою бухгалтерию, и делала это с полной самоотдачей; ничто не ускользало от ее внимания: если в вестибюле одного из моих домов перегорала лампочка, она требовала подтверждения замены. Раз в неделю я отправлял ей по почте папку с квитанциями, счетами, чеками от арендаторов. Она записывала все в гроссбух, похожий на тот, что вел наш отец. Мы работали с дженкинтаунским банком, и на всех наших счетах и ячейках стояло имя Мэйв. Она выписывала чеки. Следила за всеми изменениями в налоговом законодательстве штата Нью-Йорк, городских налогах, учитывала все скидки и льготы. Писала деловые безэмоциональные письма арендаторам, просрочившим платежи. Каждый месяц я выписывал ей чек на зарплату, ни один из которых она не обналичила.

— Я плачу тебе, как платил бы кому-нибудь другому, — сказал я. — Только для кого-нибудь другого это была бы настоящая работа.

— Тебе придется хорошенько поискать того, кто сможет превратить это в работу, — со всем, что она делала для меня, она управлялась за ужином. — По четвергам.

Мэйв уже давно жила в съемном кирпичном домишке с двумя спальнями и просторной террасой — в двух кварталах от прихода Непорочного Зачатия. Старомодная солнечная кухня выходила окнами в широкий прямоугольный двор, где Мэйв сажала вдоль забора георгины и мальвы. Сам по себе дом был очень даже ничего, разве что уж слишком маленький: крошечные шкафчики, одна ванная комната.

— Достаток значения не имеет — невозможно воспользоваться больше чем одной ванной за раз, — сказала Мэйв.

— Ну, я иногда у тебя останавливаюсь, — правда, теперь я ночевал там крайне редко. Мэйв первая бы это подтвердила.

— Сколько лет мы с тобой пользовались одной ванной?

Я предложил купить ей дом в счет зарплаты, но она и от этого отказалась. Сказала, больше никто не будет указывать ей, где жить, а откуда съезжать, даже я. «У меня ушло пять лет, прежде чем я дождалась нормального урожая малины», — сказала она.

Поэтому я связался с владельцем дома, где она жила, и купил его. За всю историю моей работы в недвижимости это была, несомненно, худшая сделка. Как только выяснилось, что я хочу купить дом, который не собирались продавать, владелец заломил непристойно высокую цену. Но это не имело значения. Я приложил договор к еженедельной папке со счетами и квитанциями и отправил Мэйв. Моя сестра, которую трудно было взволновать и удивить, была взволнована и удивлена.

— Я полдня вокруг него ходила, — сказала она по телефону. — Теперь, когда он мой, дом выглядит иначе. Не думала, что так бывает. Он даже похорошел. Никто меня отсюда не выживет. Я буду как старая миссис Ванхубейк. Покину его только вперед ногами.

* * *

Мне нужно было возвращаться в город, и на обратном пути мы исключительно забавы ради притормозили у Голландского дома. Чтобы переждать вечерний час пик по пути на вокзал. За стеной из лип двое мужчин ездили туда-сюда по лужайке на двух гигантских газонокосилках, оставляя за собой ровные полосы, и мы открыли окна, чтобы впустить запах скошенной травы.