— Надо быть полным идиотом, чтобы растапливать печь книгами… Стоп! А что это мы так разволновались? Не иначе как собрались писать десятитонную энциклопедию?
— Нет, просто рассказ про одного человека, от которого пахло керосином[402]
, — сказал я.— Человека, говоришь…
Мы прошлись по остаткам грандиозной полувековой помойки. Дни, ночи и целые годы хрустели под нашими ногами, как сухой завтрак.
— Иерихон[403]
, — сказал я.— Думаешь, кто-то пришел сюда с трубой и… натрубил?
— Скорее даже наорал… Крику было много. И здесь, и у Царицы Калифии.
— А потом еще у святого отца, — сказал Крамли. — Удивительно, как только его церковь не рухнула под этим напором… Смотри-ка, а ведь мы стоим на Омаха-бич[404]
, в Нормандии, прямо в центре театра военных действий Черчилля. А вот и зонтик Чемберлена[405]… Ты, вообще, прочувствовал момент?— Более чем. Я все думаю о том, что ощущал старик Раттиган в последнюю секунду… Когда тонул в этом потоке из фалангистов Франко, гитлерюгенда, сталинских коммунистов, беспорядков в Детройте и воскресных комиксов мэра Ла Гуардия… Ну и смерть!
— Ладно, замнем. Посмотри лучше сюда.
Из кучи кошачьего наполнителя, густо перемешанного с ОБРУШЕНИЯМИ РЫНКА и КРИЗИСАМИ БАНКОВ, символически торчал обломок смертного одра Кларенса Раттигана. Подняв венчавший эту конструкцию выпуск театральной странички, я обнаружил там танцующего Нижинского.
— Еще один чокнутый, для комплекта, — сказал Крамли. — Нашли друг друга. Нижинский и Раттиган — один чокнутый сохранил другого.
— Вытри глаза.
Крамли вытер — и там было что вытирать.
— Ну, хватит! — сказал он. — Чертово кладбище. Пошли!
Напоследок я подобрал ТОКИО ПРОСИТ МИРА…
И мы поехали к морю.
Крамли привез меня в мое старое бунгало на побережье, и в это время опять пошел дождь. Я вдруг почувствовал, как со стороны океана повеяло угрозой ночного шторма, убийственные волны которого вполне могли принести с собой Констанцию — мертвую, разумеется. И еще какого-нибудь Раттигана, тоже мертвого… И вообще, смыть к чертовой матери всю мою постель, перемешав ее с водорослями. Нет уж, дудки! Перед уходом я сорвал со стены газеты Кларенса Раттигана.
После этого Крамли отвез меня домой — в глубь материка, в поселок, где не было никакого шторма, где меня ждал пустующий коттедж и припасенная водка под кодовым названием «Эликсир Крамли». Оставив друга с рюмкой у изголовья и включенным светом, он сказал, что обязательно позвонит чуть позже — узнать, хорошо ли я тут себя веду. И уехал.
Я прислушался. По крыше барабанил град — как будто кто-то заколачивал гвозди в крышку гроба. Я позвонил Мэгги на другой континент, прямо сквозь дождь.
— Мне слышится — или кто-то плачет? — спросила она.
Глава 17
Солнце уже видело десятый сон за горизонтом, когда у меня зазвонил телефон.
— Ты знаешь, сколько сейчас времени? — спросил Крамли.
— Ночь на дворе, черт бы тебя побрал!
— Похоже, эти смертники основательно выбили тебя из колеи. Нельзя же так раскисать! Ведешь себя как плаксивая баба-истеричка… Или маменькин сынок с бумажными платочками во всех кармашках.
— Если я и сынок, то уж, во всяком случае, не твой.
— Так. Быстро в душ, чистить зубы — и на выход. И не забудь прихватить с веранды Daily News. Это я оставил, когда звонил в твой чертов звонок, а ты не отзывался. Нашей Царице Калифии надо было не тебе судьбу предсказывать, а себе самой…
— А что, она…
— В семь тридцать я выезжаю на Бункер-Хилл. Будь у входа в чистой рубашке и с зонтиком.
Ровно в семь тридцать… девять я был у входа в чистой рубашке и с зонтиком. Когда я сел в машину, Крамли взял меня за подбородок и внимательно изучил выражение моего лица.
— Смотри мне, чтоб без проливных дождей!
Он вдарил по газам, и мы устремились на Бункер-Хилл.
Вид похоронного бюро «Каллиган и Ортега» нас насторожил. И вообще, нигде не было ни полицейских машин, ни карет трупоперевозки.
— Знаешь, есть такой шотландский эль — называется «Старый особый»? — спросил Крамли, когда мы припарковались к обочине. — Тебе не кажется, что здесь как-то подозрительно, по-особому тихо?
Я развернул на коленях газету. Калифия не попала на первую полосу. Ее скромно прикопали поближе к некрологам.
«Знаменитый медиум, прославленная актриса немых фильмов, погибла, упав с лестницы. Альма Кроун, более известная как Царица Калифия, была обнаружена на крыльце собственного дома на Бункер-Хилл. Соседи сообщают, что слышали крик ее павлина. Судя по всему, Калифия вышла посмотреть, что случилось, и упала на ступеньках. Ее книга „Химия хиромантии“ в 1939 году стала бестселлером. Свой прах Калифия завещала развеять в египетской Долине царей, где, как полагают некоторые, она родилась».
— Редкостная чушь, — сказал Крамли.
Приглядевшись, мы заметили, что у входа в дом Царицы темнеет чей-то силуэт, и решили подойти. На ступеньках крыльца сидела молодая особа лет двадцати — смуглая, с длинными темными волосами, — судя по всему, цыганка. По ее лицу ручьями текли слезы, которые она даже не пыталась утереть.
— Господи! Это так ужасно! — рыдая, проговорила она, указывая на парадную дверь. — Так ужасно!