Голливудские триллеры

— А теперь слушай. Я на неделю взял больничный. Потому что это явно диагноз. В общем, у нас неделя на то, чтобы разыскать Констанцию, прикрыть Сент-Вивианского священника, воскресить труп Лазаря и предупредить твою жену, чтоб была готова прийти на помощь, если я начну тебя душить. Быстро говори «да».

Я кивнул.

— Так. В ближайшие двадцать четыре часа без разрешения не разговаривать! Где у тебя эти гребаные телефонные книжки?

Я молча протянул ему Книги мертвых.

Крамли сел за руль и уставился на них с самым мрачным видом.

— Скажи что-нибудь напоследок, перед тем как заткнешь пасть!

— И все-таки, несмотря ни на что, ты мне друг! — выпалил я.

— К сожалению, — сказал Крамли и надавил на газ.

Глава 18

Ближе к вечеру мы решили навестить дом Раттиган. Машину мы оставили прямо на берегу, а сами отправились наверх пешком. Там по-прежнему вовсю горело электричество, и крепость освещала наш путь, как полная луна или восходящее солнце. Гершвин так же был на посту — и лабал по очереди то про Манхэттен, то про Париж.

— Спорим, что его похоронили прямо в рояле, — сказал Крамли.

Мы взяли одну из Книг мертвых — записную книжку с телефонами дружков Раттиган, по большей части почивших в бозе, — и начали все по новой. Чем больше мы ее листали, тем сильнее ощущали бренность нашего существования.

На тридцатой странице добрались до буквы «Р».

Там все было по-прежнему: «мертвый» номер Раттигана и рядом могильный крестик, нарисованный красными чернилами.

— Чертовщина. Давай еще раз посмотрим Калифию.

Мы отмотали книжку назад — царица была на месте, два раза подчеркнутая и с крестом.

— И это значит, что…

— Что кто-то, заполучив записную книжку Констанции, пометил все эти имена красным и пририсовал кресты, затем передал ей, а потом — убил первых двоих. Может быть. Я уже ничего не соображаю.

— Или он рассчитал, что Констанция увидит эти кровавые кресты еще до убийств, поднимет панику в ту же ночь и непреднамеренно укокошит всех своими воплями. Давай проверим всех остальных помеченных. Проверь собор Святой Вивианы.

Крамли пролистал и сказал на выдохе:

— Крест!

— Но отец Раттиган жив! — сказал я. — Черт его подери!

Утопая в песке, я доплелся до телефона возле бассейна и набрал собор Святой Вивианы.

— Кто это? — рявкнул голос на другом конце провода.

— О, отец Раттиган! Это вы… Спасибо Господу!

— За что спасибо?

— Это друг Констанции. Ненормальный, помните?

— Какого черта! — заорал священник.

— Не принимайте сегодня больше исповедей!

— Это что — приказ?

— Святой отец, вы живы! В смысле, я говорю, как бы нам вас обезопасить, или…

— Нет уж, спасибо! — в том же тоне продолжал он. — Отправляйтесь в ту церковь, к язычникам! К Джеку и к его бобовому стеблю!

Трубка щелкнула и отключилась.

Мы с Крамли посмотрели друг на друга.

— А поищи-ка Граумана, — сказал я.

Крамли поискал.

— На «К»… Китайский театр… Грауман… И красным обведен, и крест есть. Правда, он уже давно умер.

— Да, но зато там погребена Констанция — вернее, ее часть. Впечатана в бетон. Я тебе покажу. К тому же это наш последний шанс посмотреть Джека и его бобовый стебель.

— Если очень постараться, можно подгадать время и приехать к самому концу фильма, — сказал Крамли.

Глава 19

Подгадывать ничего не пришлось.

Когда Крамли высадил меня у входа в так называемую другую церковь — в этот великий храм, сотканный из целлулоидной пленки, шума, веселья, романтики и слез… на красной китайской двери обнаружилась табличка «ЗАКРЫТО НА РЕКОНСТРУКЦИЮ». Рядом крутились несколько разнорабочих. На площади перед входом гуляли люди — примеряли свои подошвы к отпечаткам следов.

Крамли высадил меня, а сам куда-то смылся.

Я окинул взглядом ярко освещенный высокий фасад, стилизованный под китайскую пагоду. Китайского в нем было процентов десять, не больше, а остальные девяносто — сам Грауман. Коротышка Сид[407].

Этот мальчик-с-пальчик, восьмой гном и манчкин[408] кинематографа в одном лице… Метр с кепкой, непрерывно извергающий из себя километры кинопленки и фонограмм — то Кинга-Конга, визжащего на здании Эмпайр-стейт, то Колмана в стране Шангри-Ла[409]… Чертов пигмей, который дружил с Гретой Гарбо[410], Марлен Дитрих и Одри Хэпберн, одевал Чарли Чаплина и играл в гольф с Лорелом и Харди[411]…

Хранитель пламени[412], коллекционер тысяч единиц чужого прошлого, сумасшедший бетонщик, увековечивший оттиски звездных туфель и башмаков, король тротуарных автографов…

Я стоял прямо на вулканической породе — подо мной были следы призраков, оставивших потомкам свой размер обуви.

Целое поле, по которому тут и там бродили стайки туристов, со смехом примеряя свои ступни к бетонным отпечаткам.

«Действительно, чем не церковь», — подумал я. И прихожан здесь побольше, чем у Святой Вивианы.

— Раттиган… — шепнул я себе под нос. — Ты здесь?

Глава 20