Голливудские триллеры

— Чувствуете этот запах? — спросила Бетти Келли. — Он до сих пор остался. Я сказала кардиналу, что надо сломать эту исповедальню, а потом сжечь.

Я еще раз принюхался и уловил легкие оттенки гари и огней Святого Эльма.

Крамли закрыл двери.

— Не поможет, — сказала Бетти Келли. — Она все равно еще здесь… Бедная, бедная его душа! Есть же поговорка — «устал до смерти», а он и правда — так сильно устал, что взял и умер. Два гроба рядом, Господи, спаси. Совсем я вас вымотала. Вид у вас прямо как у отца Раттигана…

— Не надо, пожалуйста, так говорить, — упавшим голосом попросил я.

— Ладно, не буду, — сказала она.

После этого Крамли заботливо, как инвалида, повел меня к выходу.

Глава 27

Я не мог ни спать, ни бодрствовать, ни писать, ни вообще — думать. В конце концов, от всей этой мешанины у меня вскипели мозги, и уже глубокой ночью я решил еще раз позвонить в Святую Вивиану.

Когда Бетти Келли все-таки подняла трубку, голос у нее был такой, как будто она только что вернулась из камеры пыток.

— Не могу… говорить!

— Одну минуту! — взмолился я. — Скажите, вы помните все, что она выкрикивала в исповедальне? Может быть, было еще что-нибудь… важное, существенное? Или странное?

— Да ничего такого… — сказала Бетти Келли. — Слова как слова. Хотя нет, погодите… Она еще все время повторяла: ты должен простить нас всех! Всех-всех! При этом в исповедальне никого, кроме нее, не было. А она говорила — всех нас. Вы слушаете?

— Слушаю, — очнулся я.

— Вам еще что-нибудь нужно?

— Пока нет.

И я повесил трубку.

— Всех нас… — прошептал я. — Простить всех нас!

Я позвонил Крамли.

— Можешь ничего не говорить… — проявил интуицию он. — Уснуть не получилось. Поэтому ты хочешь через час встретиться у Раттиган. Чтобы обыскать дом. Так?

— Ну да, небольшой дружеский налет…

— Налет, говоришь… И что, у тебя есть какая-то конкретная идея? Или просто шило в заднице?

— Просто здравый смысл.

— Засунь-ка его себе знаешь куда? — сказал Крамли и отключился.

— Кажется, с вами не хотят говорить? — обратился я к собственному отражению в зеркале.

— Это с тобой не хотят говорить, — ответило зеркало.

Глава 28

Зазвонил телефон. Я осторожно снял трубку — как будто она была из раскаленного металла.

— Это ты, Марсианин? — спросил голос на том конце провода.

— Генри! — заорал я.

— Да, это я, — сказал голос, — твой маленький цветной брат. Конечно, не такой зеленый, как ты, — и не из летающей тарелки. Извини, тупая шутка.

— И нисколечки… не тупая! — дрогнувшим голосом произнес я.

— Э, э! — осадил меня Генри. — Если ты там будешь распускать нюни, я отключаюсь.

— Не буду, — шмыгнул носом я. — Боже мой, Генри, как же я рад слышать твой голос!

— И много еще у тебя в закромах этих кисломолочных любезностей? Может быть, мне тоже сказать тебе что-нибудь учтивое? Я могу.

— Не надо, Генри. Я и так по уши в дерьме. Мэгги уехала на восток. Конечно, я здесь не один, а с Крамли, но…

— Можешь не продолжать, я понял. Срочно требуется слепой поводырь, который поможет тебе выбраться из кучи дерьма. Подожди минутку, сейчас достану платок… — Он шумно высморкался. — Ну, и когда тебе потребуется мой всевидящий нос?

— Вчера.

— Какая удача. А я как раз тут, неподалеку. В Голливуде, гужуюсь со всякой чернотой.

— Знаешь Китайский театр Граумана?

— Еще бы.

— Через сколько ты смог бы там быть?

— А через сколько тебе надо — тогда и буду. Встречаемся у Билла Робинсона[443] в ботинках для степа. Что — пойдем на кладбище?

— Типа того.

Я позвонил Крамли и сообщил о своих перемещениях. Сказал, что до Раттиган доеду чуть позже, но зато притащу с собой Генри.

— Слепой в поводырях у слепого, так-так, — сказал Крамли.

Глава 29

Он стоял точно там, где и обещал: в оттисках «неподражаемых» танцевальных туфель Билли Робинсона, когда-то сошедшего с негритянской галерки в центр парадной площади, чтобы тысячи белых проходили мимо и кланялись.

Стоял прямо и неподвижно — и только ноги в отпечатках Робинсона слегка притоптывали — как бы сами собой. Глаза прикрыты, рот — тоже, чтобы где-то там, внутри, наслаждаться картинами воображения.

Я встал прямо перед ним и сделал короткий выдох.

Рот Генри ожил.

— Ага! Риглис-гам — двойная мята — с нею жизнь вдвойне богата! Кто не верит — выйди вон! — Он со смехом взял меня за локти. — Да ты неплохо выглядишь, брат! Это я тебе не глядя говорю. А голос у тебя всегда был как у чуваков, которые на экране.

— Сказывается привычка нырять в кино с головой…

— Ну, дай же я тебя помну, братишка. Ага, чую, без пива тут не обошлось…

— Ты выглядишь просто шикарно, Генри.

— Мне самому всегда было интересно — как я выгляжу…

— Примерно так же, как Билл Робинсон бил степ.

— Кстати, я правильно попал в его туфли? Только не говори «нет»!

— Абсолютно точное попадание. Спасибо, что пришел, Генри.

— А как не прийти? Уже лет сто носа на кладбище не совал. Могилки уже по ночам снятся. А что здесь за кладбище, брат?

Я оглянулся на псевдовосточный фасад театра Граумана.