Голливудские триллеры

— А дальше — вот что… — произнес он своим тевтонским гортанным голосом. — Скажи мне, готов ли ты приступить к работе над киносценарием под названием «Все смерти Раттиган»? Начиная с понедельника, пять сотен в неделю, всего десять недель плюс двадцать тысяч премии, если мы все-таки снимем эту хрень?

— Хватай деньги и беги, — сказал Генри.

— А ты как думаешь, Крамли, — принять предложение?

— Само расследование, конечно, — полная чушь, но для фильма — то, что надо.

— Ты правда так считаешь? — воскликнул я.

— Извини, таких придурков, как ты описал, в реальной жизни не бывает.

— Господи, и чего ради тогда все это… — Я обессиленно рухнул на стул. — Не хочу больше жить!

— Сейчас захочешь… — Фриц согнулся в три погибели и принялся что-то рисовать в блокноте.

Кажется, это были пять сотен в неделю.

Закончив, Фриц бросил на стол чек на пять долларов.

— Вот твое жалованье за первые десять минут!

— Значит, ты тоже думаешь, что все это чушь? Тогда не надо… — Я отодвинул от себя чек. — Я надеялся, что хотя бы один из вас примет мою идею целиком…

— Я приму.

Все посмотрели на слепого Генри.

— Подписывай контракт, — сказал он, — только пусть он сначала распишется в том, что действительно верит каждому твоему слову!

После недолгих сомнений я быстро настрочил свою прокламацию. А Фриц, недовольно ворча, поставил под ней свою подпись.

— Чертова баба! — бубнил он. — Сваливается на голову, обвивается вокруг горла, как змея. Да кому она нужна: убьет она себя, не убьет, — кому это интересно? Это же полный бред. Так я и поверил, что она испугалась собственной записной книжки… А потом еще побежала разыскивать всех уродов, которые встретились ей на жизненном пути. Как же, держи карман шире! Вот ты бы испугался какой-то сраной телефонной книги? Можешь не отвечать! Я уверен, должна быть настоящая причина, почему она ударилась в бега. Для этого нужен веский мотив. Зачем она совершала все эти телодвижения? Чего хотела добиться? Постой-постой…

Фриц на глазах побледнел, а потом стал медленно, но неуклонно краснеть.

— Нет. Да. Нет. Этого не может быть. Нет. Да. Точно!

— Что точно, Фриц?

— Хорошо, что я иногда разговариваю сам с собой. И хорошо, что сам себя слушаю. А кто-нибудь еще это слышал?

— Но ты ничего не сказал, Фриц.

— Я буду говорить сам с собой, а вы подслушивайте, ja?

— Ja.

Фриц прожег меня взглядом до самых печенок. Потом погасил злобу глотком мартини и начал:

— Месяц или два назад она приперлась ко мне на работу. Прибежала вся в мыле. «Это правда, — кричит, — что ты приступаешь к новому фильму? Пока без названия?» — «Ja, — говорю я ей, — возможно». — «А для меня там есть роль?» А сама виснет у меня на шее, прыгает на колени. «Нет же, нет!» — говорю. «Да же, да! Должна же она быть, обязательно должна. Какая роль, Фриц, ну, скажи!» Не надо было ей говорить. Зачем я все ей выболтал, прости господи! Пристала: «Скажи, что за фильм, Фриц?» — «Это только задумка, тебе знать ни к чему», — говорю я ей. «Да, ты прав, Фриц, но бога ради, пожалуйста, скажи! Какой фильм?»

Фриц не обращал на меня никакого внимания. Разглядывая сквозь монокуляр звездное небо, он говорил сам с собой, а мы только подслушивали.

— «Эта роль не по тебе», — говорю, — продолжал он, — тогда она заплакала. «Ну, пожалуйста, — говорит. — Ну, попробуй меня». А я ей говорю: «Есть роли, Констанция, которые тебе никогда не сыграть, такое ты никогда не играла… — Фриц порывисто приложился к стакану. — Орлеанская дева». А она как закричит: «Жанна д’Арк! Боже мой! Жанна! Я должна это сыграть! Я бы все свои роли отдала за эту одну!»

«Должна это сыграть! — отозвалось эхо. — Жанна!» Какой-то плачущий голос зазвучал у меня в ушах. Потом пошел дождь. Где-то капала вода. А потом в темноте зажглось сразу много зажигалок, и они осветили какую-то женщину — она была чем-то расстроена, плакала и говорила: «Если бы не мои голоса, я бы впала в уныние! Здесь, на просторе, в тишине, звон колоколов слышится, как будто с небес… И от каждого удара тянется долгий отзвук… В этом отзвуке живут мои голоса!»[506] И подземная публика прошептала: «Это Жанна…»

Жанна д’Арк.

— О боже, Фриц! — крикнул я. — Повтори!

— «Святая Жанна»…

Я отшатнулся и свалил свой стул.

Фриц продолжал:

— Я говорю ей: «Слишком поздно, Констанция». А она говорит: «Нет, никогда не поздно». А я ей говорю: «Послушай, давай я дам тебе задание: если справишься, если сможешь сыграть сцену из „Святой Жанны“ Шоу — шансов мало, конечно, но чем черт не шутит, — тогда получишь эту роль». Она чуть не в обморок. Кричит мне: «Подожди! Я уже умираю! Подожди, я вернусь…» И убежала.

— Знаешь, Фриц, что ты только что сказал?

— Что, что! «Святая Жанна»!

— Господи, Фриц, как ты не понимаешь? Мы сбились со следа из-за того, что она сказала отцу Раттигану. Она кричала: «Я убила их, убила! Помоги мне их похоронить!» И мы подумали, что она говорит о старике Раттигане с Маунт-Лоу, о Царице Калифии с Бункер-Хилл… А ведь все на самом деле не так! Она их не убивала, она просто хотела, чтобы ей помогли убить… Констанцию!

— Еще не легче. Приехали… — проворчал Крамли.