Голод

– Посмотри на меня.

Можно было бы упереться, но это будет еще подозрительнее.

Я заставляю себя смотреть ему в глаза.

– Что? – говорю я с вызовом.

Только бы он не заметил. Не заметил того, что я сама только что поняла.

Он прищуривает глаза.

– Цветочек, я знаю, что что-то не так. Или ты скажешь мне сейчас, или мне придется самому разбираться – и я разберусь, обещаю.

У меня екает в желудке. Если Голод хотя бы наполовину так хорош в чтении мыслей, как в танцах, поцелуях или в оральном сексе, то он очень быстро поймет, что, несмотря на нашу вчерашнюю клятву, между нами все изменилось.

– Я… мне просто нездоровится.

– Нет, – просто отвечает он.

Черт бы его побрал.

– То есть ты называешь меня лгуньей? – возмущаюсь я.

– Я знаю, что ты лгунья. – Он выпускает мой подбородок. – Но можешь держать свои мысли при себе. Я все равно скоро узнаю.

Это новое открытие лежит у меня камнем в животе.

Я влюбилась во всадника.

Я не хочу влюбляться. Все, кого я любила, либо умирали, либо причиняли мне боль, а потом умирали. И родители, и тетя, и даже Элоа.

Не говоря уже о моей последней любви, тихой и мирной, как апокалипсис.

Мартиму едва исполнилось двадцать, когда он встретил меня. Я тогда уже пару лет работала в борделе, но во многих отношениях была еще молода и наивна, когда познакомилась с этим парнем с ранчо.

Он был долговязый, костлявый, но у него были добрые глаза и нежная улыбка, и он никогда не считал меня просто шлюхой, предназначенной для того, чтобы механически совать в нее член. За нашу первую ночь заплатили его приятели, но после этого он приходил сам.

Другие девушки предупреждали меня, чтобы я не влюблялась в клиентов. Многие из них в прошлом обожглись, связавшись с мужчинами, которые просто хотели бесплатного секса или тешили свои комплексы спасителя. Но я, конечно, думала, что я-то не такая и Мартим тоже не такой.

Если коротко, он оказался именно таким.

Когда его родители узнали, что он полюбил меня, то пригрозили, что отрекутся от него. Семья, ранчо, тщательно продуманное будущее, к которому он готовился всю жизнь, – вот что он мог потерять. Он рассказывал мне об этом со слезами на глазах. Наверное, рассчитывал, что я пойму.

Единственное, что я поняла, так это то, что в этом мире никто не упустит случая пнуть упавшего.

Меньше чем через год Мартим женился на порядочной женщине. Как раз тогда, когда я уже думала, что мое разбитое сердце зажило, оно разбилось снова.

Вскоре после свадьбы Мартим пытался навестить меня в борделе, но ни за какие деньги мира я не позволила бы ему снова прикоснуться ко мне, а ни с кем другим в «Раскрашенном ангеле» он спать, похоже, не хотел. Вот и все.

Боль при воспоминании о Мартиме – всего лишь тень моего прежнего «я». Увы, сейчас я чувствую новую эмоцию – панический страх.

Я не хочу влюбляться снова. Да еще в Жнеца.

– Я все равно узнаю.

Дыхание Голода щекочет мне ухо.

Черт побери все на свете.

– Да перестань ты, – говорю я. – Тут нечего узнавать.

– Лгунья.

Бесит, что он прав, и бесит его проницательность. По всей вероятности, к вечеру всадник успеет не только проникнуть мою в тайну, но и разбить мое бедное сердечко на мелкие кусочки.

Такая уж я везучая.

Солнце уже садится, когда Голод останавливает коня у явно заброшенного дома.

Я смотрю на полуразрушенное строение.

– А я-то думала, ты никогда больше не захочешь в таких домах ночевать.

– Предпочитаешь спать на улице? – спрашивает Голод, потирая пальцами мокрую ткань моего платья. Дождь шел весь день.

– Ты всегда можешь изменить погоду.

Он насмешливо хмыкает.

– Ну конечно, с тебя станется просить меня изменить погоду просто для твоего удобства.

– Боже мой, Голод, что ты как истеричка.

– Я не…

– Я же тебя не заставляю что-то делать. Просто напоминаю, как ты психовал, когда мы в последний раз остановились в заброшенном доме, – говорю я.

– Ты тоже не хуже психовала, когда мы остановились в не заброшенном.

Я фыркаю.

– Еще бы, ты же тогда женщину чуть не убил.

– Ну вот потому я и привел тебя в заброшенный дом, – медленно и отчетливо говорит он, указывая на строение перед нами.

Хм…

– Ладно, – говорю я неохотно. – Я тебя поняла.

Он подводит коня почти к самой двери и только тут останавливает его и спрыгивает. Через мгновение я тоже спешиваюсь и иду за ним внутрь.

В отличие от последнего заброшенного дома, в котором мы ночевали, этот еще в неплохом состоянии – условно говоря. За домом есть даже колодец с ручным насосом. Видны и признаки того, что здесь останавливались другие путешественники. Горелые спички, окурки, истрепанная книга, несколько пустых бутылок и оставленная кем-то глиняная масляная лампа.

Голод оборачивается, его взгляд встречается с моим, а мгновение спустя опускается ниже. Запоздало я понимаю, что мое розовое платье насквозь промокло и идеально обтягивает грудь. На которую Жнец и пялится.

И мне немедленно кажется, что прошлая ночь никогда не заканчивалась. Я вижу в глазах Голода ненасытное желание, такое же, как у меня.

Очевидно, это требует от него гигантских усилий, но в конце концов он отводит взгляд, снова пристально смотрит мне в глаза и вздыхает.